Хелен

Все присяжные поочередно подтвердили, что согласны с вынесенным вердиктом. Затем судья назначил дату оглашения приговора. Через неделю.

Хелен сказала:

— Спасибо, Блейк. И вам, Милли. Вы были очень терпеливы и добры ко мне. Спасибо за все.

Глава десятая

Клэр сама перезвонила ко мне в контору.

— Как ты, Блейк?

— Жив пока, — уныло ответил я. — Раны, правда, кровоточат. Постарел немного. Мудрости не набрался и желания стать криминальным адвокатом по-прежнему не испытываю.

— Блейк, ты поверишь, если я скажу, что от всей души желала тебе победы? Я молилась за тебя.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя, Блейк. И… ты мне нужен.

— Ты её ненавидишь.

— Нет, Блейк. Она мне безразлична. А вот ты — небезразличен.

— Что ж, в любом случае я проиграл.

— Приходи ужинать, Блейк.

— У меня тут скопились целые горы работы. Я все дела запустил.

— Блейк, я накормлю детей и уложу их спать. Мы с тобой можем поужинать и в восемь, и в девять и даже в десять. Когда угодно. Только приезжай.

— Хорошо. Я приеду.

Все это было бесполезно. Между нами пролегла пропасть обмана, ведь за все годы совместной жизни я никогда не изменял Клэр. Удар был для Клэр страшный, тем более, что вести обрушились на неё с пугающей неожиданностью. Тем не менее сражалась она за меня и за нашу семью с мужеством, достойным восхищения. Сервированный ею стол послужил бы прекрасной иллюстрацией для цветного центрального разворота специализированного женского журнала по ведению домашнего хозяйства. В столовой царил полумрак, на столе горели свечи, а в ведерке со льдом темнела бутылка вина. Клэр приготовила мои любимые яства: телячьи котлетки и жареную картошку с зеленым горошком. Увы, все это сейчас казалось мне бессмысленным и даже нелепым. Мысли о Хелен отравили мне даже мысли о еде; каким-то непостижимым образом Хелен умудрилась сорвать с Сан-Вердо окутывавшую его невидимую завесу, оставив город совершенно голым. А ведь такой город как Сан-Вердо не должен оставаться голым. Голым сделались и я, и Клэр, и все остальные.

— Жаль, что я не разбираюсь во французских винах, — с наигранной веселостью сказала Клэр. — У Рут Гордон есть про них книжка — надо взять и почитать. Правда, я все равно не знаю, что подавать к телячьим котлеткам — шабли, сотерн или что-нибудь еще. Словом, я взяла бутылку альмаденского.

— Альмаденское — тоже хорошее, — сказал я. — Ничуть не уступает калифорнийскому.

За ужином мы с Клэр обсуждали вина и блюда, всячески избегая заговаривать о главном, пока наконец моя жена не спросила:

— А чем я перед тобой провинилась, Блейк?

— Ничем. Абсолютно ничем.

Тут она ударилась в слезы, приговаривая:

— Она такая красивая, а я дурнушка. За что ей дано счастье — ведь она шлюха! Но такая красивая…

* * *

Я подготовил необходимые документы и подал апелляцию — прекрасно зная, что это бесполезно. Неделю спустя, когда мы с Хелен пришли в судейскую комнату, судья Харрингтон поморгал сморщенными веками, облизал тонкие губы сизым, как дохлая устрица, языком и произнес:

— Хелен Пиласки, хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я зачитаю вам приговор?

Хелен взглянула на него с полным безразличием.

— Нет, старик, — промолвила она. — Мне нечего сказать вам.

— Обращайтесь к нему «ваша честь»! — рявкнул вооруженный сержант-охранник и тут же смешался, когда Хелен, повернувшись, устремила на него холодный взгляд. Судья сказал:

— Что ж, Хелен Пиласки, в соответствии с законом, я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Казнь состоится через тридцать три дня, и да сжалится над вами Господь.

— В самом деле? — промолвила Хелен. — Эх, старичок, похоже, чужая смерть доставляет вам удовольствие. Меня от вас тошнит — даже сильнее, чем от судьи Ноутона. От вас на милю разит ладаном.

— Уведите её отсюда! — завопил Харрингтон.

Красотка Шварц и я вывели Хелен в длинный коридор, которым здание суда соединялось с тюрьмой. Я сказал надзирательнице, что хотел бы переговорить со своей подзащитной в комнате для свиданий.

— Ну и раскипятился же этот старый хрыч, — сказала Красотка. — Никогда ещё его таким не видела.

— Да, пожалуй, — согласился я, а сам подумал, что Харрингтон мне это запомнит; ведь я даже не попытался заступиться за него и осадить Хелен. И вообще число жителей Сан-Вердо, не считающих меня своим лучшим другом, росло как на дрожжах.

— Вы не хотите оставаться один, мистер Эддиман? — спросила вдруг Хелен.

— Да, — кивнул я.

— Одно дело, когда приговор ещё не оглашен, но совсем другое…

— Да.

— Здесь только одна дверь, — сказала Красотка Шварц. — Если хотите, я попрошу полицейского подежурить возле нее.

— Дайте ей честное слово, — попросила Хелен. — Да и потом — куда нам бежать?

— Эх, отважная вы женщина, — вздохнула надзирательница. — Да, сэр, с такими я ещё не сталкивалась.

— Оставьте нас, Красотка, — устало попросил я. — Пожалуйста.

— Хорошо. Я буду за дверью. И — не обижайтесь на меня, мистер Эддиман. Будь это в моих силах, я бы её отпустила. Но кто я такая? Полицейская крыса.

Она вышла, а мы с Хелен уселись за стол. Хелен сказала:

— Помиритесь с Клэр, Блейк. Не надо меня любить.