Читаем Хеллфайр полностью

Если его оценка расстояния будет верной и он прикинул, что его снаряды долетят до нас через четыре секунды, то он должен был в состоянии предсказать, где мы будем. Сокращение моей скорости сразу после выстрела, будет означать, что снаряды пройдут перед нами. Ускорение набора высоты сразу после выстрела, означает, что они пройдут ниже.

Я увеличил скорость подъема, но замедлил "Апач". Я не мог продолжать замедляться, не становясь легкой мишенью. Ему было бы достаточно только заставить меня подставиться под прямое попадание. Минута моего полета с постоянной скоростью, скоростью подъема, или в одном направлении и нас поимеют.

Я двинул ручку вперед и слегка наклонил ее вправо. "Апач" накренился и набрал скорость. Так как скорость возросла, скорость набора высоты уменьшилась, но мы все еще поднимались достаточно быстро. Дистанция между мной и потенциальным стрелком также изменилась, оберегая меня от гнева Билли, если мы в итоге рухнем, со всеми военными почестями.

Я так же выдерживал свою дистанцию от Джона. Если мы будем слишком близко друг к другу, то ракете не надо будет делать выбор. "Бетти" вступит в действие, но если ракета будет оснащена дистанционным взрывателем, ей даже не надо будет попадать в нас; она взорвется рядом на заданном расстоянии и врежет шрапнелью по фюзеляжу, лопастям и кабине.

Как бы там ни было, наводчик ПЗРК сможет навестись только на одного из нас. Другой сможет атаковать и убить его, прежде чем тот выпустит еще одну ракету.

Теоретически, во всяком случае.

Хотя "Апач" имел специально сниженную тепловую сигнатуру и поэтому был труден для захвата, угроза ПЗРК-сады (в оригинале игра слов: SAMbush - SAM (ПЗРК) и ambush - засада. Прим. перев.) - двух или более наводчиков, работающих вместе, всегда была у меня на уме, когда мы поднимались или спускались в зоне их возможного присутствия.

Мы выровнялись на высоте 6000 футов. Я выжал оставшуюся в запасе мощность, пока индикатор резерва мощности, ИРМ, не предупредил меня, что я нахожусь в 10 процентах от аварийного предела двигателя.

Я вызвал страницу двигателей на своем дисплее. Двигатель номер один по левому борту энергично отсчитывал шестидесятиминутный таймер для этой мощности, а номер два по правому борту выдавал регулярные пики. Невозможно было перезагрузить их, пока мы не приземлились. Как только я израсходую все шестьдесят минут, этот предел мощности не будет снова доступен без повреждения двигателей.

Я буду держать эту скорость и ничего не оставлю на потом? Решение было довольно простым в этом вылете; время подлета до Навзад было теперь четырнадцать минут. Оказавшись там, я сброшу скорость и буду использовать менее половины того, что могут выдать двигатели. На обратном пути я буду намного легче - большая часть топлива будет сожженаа - так что пока я сохранял двадцать из моего шестидесятиминутного таймера, я мог бы вернуться на максимальной скорости. Если они будут нуждаться где-то еще в ближайшее время, мне придется подумать еще раз...

К черту все. Это было неважно. Мы шли к Навзаду, потому что наши парни были под сильным огнем. Ничто другое в Гильменде не должно было быть более приоритетным. По крайней мере, не в ближайшие несколько часов.

Смотря ястребом на страницу двигателей, я сказал:

- Я держу в уме.

Билли согласился:

- Я не заморачиваюсь.

Последнее, что бы мы хотели, так это что бы смотрели на одно и то же в одно и то же время; это приводит к столкновениям в воздухе и ударам о твердь земную.

Я постепенно добавлял мощности, пока не начался пятиминутный отсчет.

Мы не могли их использовать, не опасаясь последствий. Если мы потеряем двигатель, нам понадобится этот пятиминутный запас, что бы приземлится и сохранить исправный двигатель еще на один день. Использовать его сейчас, означало бы угробить его при посадке. Не то, что я хотел бы объяснять начальству, даже в аварийной ситуации.

Я сдвинул на деление рычаг шаг-газа. Я теперь уговаривал этого зверька выдать все, что он мог дать, не влезая в красный сектор.

"Апач" выдавал крейсерскую скорость в 132 узла, полностью груженый топливом и боеприпасами на высоте в 6000 футов, когда Билли меня вызвал:

- Четырнадцать минут.

К северу от Кэмп Бастиона лежало огромное пространство небытия, которое мы называли ВАП. Великое Афганское Поимение - это древнее скалистое морское дно, с толстым слоем соленого песка, мелкого как тальк, пропитанного дождем несколько лет назад, во время влажного сезона и теперь затвердевшего. Она была ровной как оладушек, пока не приближалась к Навзаду, где начинались горы.

Ничто не росло в этой суровой местности, кроме странного кустарника, пережившего наводнения, песчаные бури и соль. Не было никаких укрытий от стихии, не было причины жить здесь, даже если бы вы могли. Только кочевники устраивали здесь свои временные стоянки зимой, что бы кормить коз на скудной зелени коротеньких кустарников, которая появлялась, когда шли дожди. Но сейчас, в разгар лета, даже мастера выживания сочли бы это место негостеприимным.

Неудивительно, что его назвали Дашти-Марго, Пустыней смерти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное