Хэллгейт: семья

Она помнила его на снимках. Грубоватые, но завораживающие черты лица, зачёсанные назад волосы, гладкий высокий лоб. Ленни вызывал желание обвести каждую линию пальцем, но вместе с тем страх порезаться был слишком велик. Наверное, он нравился женщинам. Что-то в нём их подкупало.

Что-то особенное — быть может, звериная жестокость в глубине зрачков, мышцы, перекатывающиеся под слишком светлой кожей. Стэши не знала, но догадывалась: расстёгивая рубашку Ленни, на спине и груди они находили мелкую россыпь веснушек и родинок, рассматривали её, отпускали затёртые фразы о созвездиях, а потом…

Потом всё заканчивалось.

Один сильный удар бейсбольной битой по голове — в интервью Дикинсон говорил, что этого обычно хватало.

Если бы он убивал только в Хэллгейте, поймать его удалось бы куда быстрее. А так… Он нередко выбирался и в Новый Орлеан, и в Батон-Руж, и в маленькие города по соседству. Из-за этого полиция всего штата стояла на ушах, но Дикинсон был хитёр и осторожен.

Стэши глотнула кофе, ткнула пальцем в ссылку на сайт «Городских хроник» и в очередной раз пожалела, что не может, как прежде, сидеть за столом и перелистывать чёрно-белые шуршащие страницы. Переход в новый формат дался газете нелегко: старожилы Хэллгейта всё-таки предпочитали бумажную версию цифровой, и некоторые продолжали демонстративно игнорировать интернет-издание. Однако таких осталось мало: быть в курсе происходящего хотели почти все.

Тишь да гладь.

Помедлив, она перешла на сайт «Вестника Луизианы». Кружка выскользнула из пальцев и брызнула осколками, горячий кофе выплеснулся ей на ноги, но Стэши не обратила на это ни малейшего внимания.

— Пиздец, — она поднесла телефон почти вплотную к лицу, до конца не веря в происходящее. — Ну и пиздец.

Справа зашуршали простыни: Макс потянулся с широким зевком и мигом позже взглянул на неё абсолютно осмысленно. Это в нём удивляло Стэши больше всего — способность просыпаться за секунду. Сказывалось, верно, военное прошлое. Тогда Максу приходилось всегда быть начеку.

— Что шумишь? — мягко спросил он. — Ещё не поздно вернуться в постель.

— Погоди… Вот, только послушай!

«РОКОВАЯ ОШИБКА: СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА НА СВОБОДЕ!

С сегодняшнего дня женщины Луизианы не смогут спать спокойно, пока не будет пересмотрено дело Ленни Дикинсона, серийного убийцы, также признанного виновным в поджоге фамильного особняка губернатора Шона Хьюза и в последующей за этим гибели членов семьи Хьюз.

Луиза Сандберг, адвокат Дикинсона, сообщила, что в дело вкралась ошибка, а потому её подзащитный должен быть немедленно выпущен из-под стражи. О какой ошибке идёт речь, нам выяснить не удалось.

Вплоть до 14 июля 2018 года Дикинсон содержался в тюрьме штата, расположенной в приходе Уэст-Фелишиана, и должен был провести там всю оставшуюся жизнь. Однако вчера ночью его были вынуждены перевезти по единственному известному властям адресу. Сейчас Дикинсон находится в родном городе Хэллгейте и обязан оставаться там до возвращения в тюрьму».

Стэши не сразу заметила дрожь в собственном голосе, а вот от Макса это не укрылось: он вскочил с кровати и порывисто обнял её.

— Тебе нечего бояться, сама знаешь.

— Я вовсе не боюсь.

— Тогда в чём дело?

— Знаешь, когда вышло то интервью — ну, в «Вестнике Луизианы», — я больше всего на свете жалела, что не смогла поговорить с этим ублюдком сама. Очень хотелось, — Стэши горько усмехнулась. — Карьера, всё такое. А теперь…

— Даже не думай.

Макс отстранился, внимательно оглядывая её. Голос его звучал неожиданно жёстко, в глазах плескалась холодная ярость. Внезапно Стэши осознала, что именно к нему, должно быть, и приходили близкие убитых женщин — падре в городе был только один.

Неудивительно, что при мысли о её встрече с Дикинсоном Макс так разозлился.

— Тогда он сказал, что больше не будет общаться с журналистами. Не переживай.

— Не очень-то успокаивает, — процедил Макс.

Стэши обновила страницу и обнаружила, что буквально минутой раньше появилась ещё одна заметка, которая служила доказательством её правоты. Кто-то из сотрудников «Вестника», узнав об освобождении Дикинсона, рванул к нему, но тот вышел из дома с ружьём и дал понять, что не потерпит посторонних на своей территории.

Что ж, красноречиво. И всё же, всё же…

В том интервью Дикинсон был более чем разговорчив, когда речь шла о его жертвах, критериях отбора, способе убийства. А вот при малейшем упоминании Хьюзов моментально прекращал говорить — или отбалтывался общими фразами.

Он не хотел обсуждать поджог, будто вообще ничего о нём не знал.

Но тогда какого чёрта признал вину в зале суда? Стэши видела просочившиеся в сеть обрывки видеозаписей: Дикинсон тогда выглядел вялым, полусонным, то и дело морщился и прижимал руки к вискам. Всякому было заметно, как сильно у него болела голова. Не потому ли он согласился со всеми обвинениями, лишь бы оставили в покое? Но даже в таком состоянии Дикинсон наверняка прекрасно понимал, что обрекает себя на пожизненное — никакая боль этого не стоила.

С ним нужно было поговорить любой ценой.