Хэлло, дорогая (СИ)

Она зажгла газовую плиту, приоткрыла окно на самую малость и села за стол. Раньше он был накрыт симпатичной бежевой скатертью в клетку, и на нём всегда стояла банка с печеньем, какая была в каждом доме в Смирне. У них это была банка в виде бежевого медведя с красным носом, красным ртом и с красным же бантом на шее. Медвежья тяжёлая голова была крышкой. Констанс улыбнулась. Она вспомнила, что бабушка постоянно докладывала туда её любимое печенье, овсяное с шоколадом, потому что Конни допоздна сидела перед телеком. Очень любила смотреть ужастики по кабельному. Дома такое не поощрялось, но бабуля была слеплена из совсем другого теста, не то что её родители. Мама возмущалась, что ребёнок не готов видеть «эти страсти», жутких маньяков в масках, чудовищ и мистических тварей из тёмных закоулков. Бабушка считала иначе.

«Всякое в жизни случается, Конни, — говорила она часто. — И не ко всему нас будут готовить заранее, понимаешь? Чудовища не спросят у тебя, можно ли напасть сейчас или стоит обождать. И какой-нибудь урод, который с виду кажется приятным парнем, а на деле попросит тебя сесть к нему в машину, потому что у него там прелестный щенок — он как раз благодарен тем взрослым, которые говорят: эй, моя дочка ещё слишком мала для таких передач. Так что не вижу ничего дурного в паре-тройке страшных сказок. Они учат кое-чему важному. Например, бояться».

Конни в такие вечера частенько подбегала к банке, снимала смешную тяжёлую крышку-медвежью голову и осторожно ставила на стол, боясь разбить. Думала, что в тёмном коридоре за спиной укрылись все самые страшные монстры в мире, и спасение было только в двух островках спокойствия: здесь, возле банки с печеньем, и в большом бабулином кресле напротив телевизора. В четырнадцать она узнала, что кресло было дедушкиным, и что в нём он когда-то умер от сердечной недостаточности. Но Конни его совсем не помнила. Она была ещё очень маленькой, когда это случилось.

В печенье, которое готовила бабушка, были крупные куски шоколада. Всё враз взять из банки было нельзя, так приучили с детства, потому Конни всегда с сомнением смотрела на свой улов — два или три печенья в маленьких руках, обожжённых крапивой.

Теперь не было ни скатерти, ни банки. Остались только пустота и тишина. Бабулина мебель перестала быть блестящей и начищенной, кухня не благоухала ароматами тех блюд, что она готовила, и всё вокруг стало старым и ненужным. Брошенным, как покойник, разворошённый в своей могиле.

У Конни за спиной кашлянули, и она встрепенулась.

— Привет.

Тейлор неторопливо прошёл в кухню и сел напротив. Положил локти на стол. Осмотрелся. За его спиной на плите тихо позвякивал крышкой старый чайник.

— Привет. — Конни устало потянулась и состряпала невозмутимое выражение лица. Она называла его «оставь-меня-в-покое-по-хорошему».

— Ну… — Тейлор немного помолчал. — Ты как?

Странно спросил, будто у неё что-то случилось. Или он пытался узнать о ней что-то большее за внешним безразличием. Конни пожала плечами.

— В порядке. Может быть иначе?

— Ты невесёлая сегодня, — осторожно заметил он. — Сидела в стороне. И я просто подумал, вдруг есть причины?

Конни покачала головой, удобнее сев на стуле.

— Толком никаких. Так, — она поморщилась, — м-м-м, небольшая запара дома.

— Вот как?

— Ага.

— Расскажешь?

Конни вздохнула, задумчиво провела ладонью по столу. Ему не хватало лака. Бабушка всегда натирала его воском. Здесь вообще недоставало её взгляда, её руки, её присутствия. Конни не хотела говорить об этом и о дяде — о том, что реально волновало — и сказала:

— Собака из дома сбежала. Вот и думаю, как сейчас она, где. Нашли её или пока что нет.

— М, ясно.

Тейлор замялся. «Дурак, надо было всё начать по-другому» — подумал он, но начинать было уже поздно.

— Кофе хочешь? — он встал и подошёл к старенькой кофе-машине возле раковины.

— Нет, спасибо. — Конни хотела кофе, но не с ним.

— Капучино, — Тейлор щёлкнул пальцами. — Или латте?

Конни вздохнула. Он её совсем не слушал. Смотрел на неё, но не видел. Как с таким говорить? Как с маленьким ребёнком, конечно. Взрослым людям говоришь «нет», и они отваливают.

— Ты не сваришь здесь ничего, кроме простого чёрного кофе, — заметила она. — Эта старушка сломана и на большее не способна.

— Так давай починим, — с энтузиазмом откликнулся Тейлор и потёр ладони. — Ну-ка, я гляну, что здесь не так.

«Ещё один ремонтник и настоящий мужик» — тяжело вздохнула Конни. Мысли снова вернулись к Хэлу. Она не хотела этого: так вышло само по себе, как бывает со всем, что крутится в голове постоянно, словно заедающая песня. Только забыла мотив, и вот опять, хэлло.

Тейлор обесточил машинку и сел с ней за стол. Деловито спросил, есть ли у Конни какие отвёртки; она лениво сказала, что понятия не имеет, где и что здесь хранится. Спроси так кто-то другой, и она помогла бы с поисками инструментов.

Тейлор хлопнул себя по коленям.

— Я сейчас вернусь. Сгоняю в машину. У меня всё с собой. — Он подмигнул и быстро вышел.