Хэллоуин

Его без затей вытолкали из троллейбуса на следующей остановке. Кит немного пришел в себя, сидя на скамье в углу павильона, обильно оклеенного рекламой и афишами. Свежий воздух остудил лицо. Боль в голове утихла. Зрение прояснилось. Кислая горечь вязала рот, но тошнота не проходила. Улица кружилась, мельтешила разноцветными огоньками витрин и освещенных окон. Фары проносились мимо. Колеса разбрызгивали снежно-песчаную жижу. Кит не имел понятия, где находится. Люди на остановке его сторонились – не спросишь, да и он не был уверен, что сможет произнести хоть слово. Скрипя тормозами, остановился автобус, двери призывно прогрохотали, но Кит не двинулся с места, пережидая сильное головокружение. Ватные ноги казались чужими, и он вцепился в сиденье, чтобы не свалиться на заплеванный, усеянный бычками тротуар.

Он закрыл глаза, стало немного легче. Плевать на цветные пятна и круги, главное, улица не переворачивается вверх тормашками, и автобусы не летают. Он поймал себя на мысли, что неплохо было бы купить литр водки и прийти в квартиру, где существуют люди, до сих пор считающие себя его родителями. Водка была паролем, как у шпионов, и здорово повышала шансы отлежаться: без расспросов, приставаний и игры в воспитание…

Нет! Кит резко поднялся. Нет, и хватит здесь сидеть! Он не боялся, что его ищут, но случайные пэпээсники могли принять за пьяного, а он был не в настроении общаться с ментами. Сейчас часика два не курить, походить, воздухом подышать…

Он прошел по Советскому проспекту двести метров и вновь почувствовал себя нехорошо. Ливер мелко затрясся, в пузе закрутило, словно кишки наматывали на половник. Кит свернул во дворы, потом засеменил по обледенелому накату, как прогулочная лодка по речной зыби, и спрятался за здоровенным внедорожником. Выдох рвался из раскрытого рта зловонными облачками. Кит подождал немного, прислушиваясь к шевелениям внутри себя, и его вывернуло кровавым слизистым сгустком прямо в сугроб.

В сумерках, едва-едва разбавленных безжизненным светом фонарей над подъездными козырьками, кровь казалась черной. Капли срывались с губ ягодами черноплодной рябины и кропили снег рядом с неглубокой, словно обугленной, ямкой. Кит закашлялся, рвотные спазмы плющили и мяли желудок…

– Странные праздники, – произнес голос в кармане.

«Да уж», – согласился Кит, отплевываясь, а потом резко выпрямился.

Голова все еще кружилась, он оперся рукой о высокий, припорошенный снежком бампер джипа, оставив четкий подтаявший отпечаток ладони. Ноги ослабли в коленях и подрагивали, пот катился по позвоночнику под пуловером, надетым на голое тело.

«Так не бывает, – подумал Кит заторможенно. – Так просто не бывает!»

В кармане трепыхнулось, словно в насмешку: а ты проверь.

Кит вытащил глючный айфон. Экран светился. Плотный ярко-желтый конвертик с подписью «отправитель не определен» красовался в центре. Кит не собирался открывать сообщение. Выключенные телефоны не принимают сообщений, а выпотрошенные телефоны – без аккумулятора, без сим-карты – тем более. Пока он думал об этом, конвертик лопнул, как гнойник:

«Верни яблочко, верни. Ул. Гоголя, 13, Плесики».

Снежинки таяли на мягкой сенсорной панели, капельки сверкали крохотными радужными звездочками.

«Верни яблочко, верни…»

Неловким отталкивающим жестом Кит бросил айфон в сугроб и побежал по дворам, широко расставляя ноги, пьяной походкой утомленного пловца. Дома с облупившейся штукатуркой раскачивались, словно ржавые речные пароходы, навеки пришвартованные к берегу. Темные арки, провонявшие мочой и метками, безмолвно разевали беззубые пасти и дышали вслед колкими сквозняками. Резкие тени ломались в нагромождениях снега едва замаскированными капканами. Деревья торчали из сугробов черными, обгоревшими в морозном дыхании ветра остовами и тянули к нему скрюченные мертвые пальцы.

«Верни яблочко…»

Кит бежал, не разбирая дороги, чудом огибая припаркованные во дворах машины и ямы, вырубленные в накате до асфальта и канализационных люков. Голова пульсировала. В ушах тонко звенело. Воздух вокруг стремительно густел. Кит толкал его грудью, широко разевал рот, с силой втягивая в легкие прохладную патоку, но все равно задыхался. Несколько раз он сворачивал наугад, ныряя в проходы между гаражами, изрисованными торопливыми граффити. Нелепые крохотные собачки с лаем выкатывались под ноги. Кто-то гоготал и свистел ему вслед из темных углов. Ограды детских садов устраивали ловушки, остроконечными пиками подпирая невидимое небо. Узкие тропинки, словно ручейки, вновь собирались в речки дворовых проездов, по которым вчерашний ветер гнал застывшую мелкую волну. Все мелькало в снежной карусели. Затуманенное сознание едва успевало реагировать на детали. Мысли прыгали в голове, как жабы, и ни одну из них Кит не мог толком осознать, кроме такой: он хотел к маме…

«Ежики… моргают, – привычно одернул себя Кит. Он всегда так делал, когда детские страхи и слабость понуждали желать того, чего на этом свете не было. – Ежики моргают…»