Но Лихослав только головой покачал и нос раскровавленный вытер. Хорош, нечего сказать…
— Знаете… — из-за носа голос его сделался гнусавым, а под синим глазом расплывался синий же фингал… надо полагать, гармонично будет смотреться. — Я начинаю вас бояться…
— А вам-то чего?
— Так, — нос он зажал рукавом. — На всякий случай.
Он невежливо пнул раненого, который и скулить-то перестал.
— Сам заговоришь, или помощь нужна? — поинтересовался Лихослав, склоняясь над неудачливым похитителем. Он стянул черную шляпу и маску, под которой обнаружилось лицо самого обыкновенного вида, простоватое, круглое и слегка опухшее.
— Ничего не знаю! — поспешил откреститься раненый и слабо добавил. — Медикуса…
— Я за него, — обманчиво дружелюбным тоном произнес Лютик. Он вытянул руку, с удивлением воззарившись на сбитые костяшки пальцев, потрогал дыру в новом пиджаке и, присев над человеком, сказал. — Кто тебя нанял?
И такое участие было в Лютиковом голосе, такая неподдельная заинтересованность во взгляде, что даже Евдокии стало слегка не по себе. Человек же попробовал лишиться чувств, но был остановлен.
— Я ведь могу и сам посмотреть, — сказал Лютик, стискивая рыхлые щеки. — Но тебе будет очень больно.
— Не… не знаю, пан хороший… он в маске был… и нам от маски дал… сказал, куда ехать… по двадцать сребней каждому… только и надобно, что девку схватить и в карету…
— Схватить… — повторил Лютик, вглядываясь в глаза человека. — И в карету… а дальше?
— Так в храм ведь… он со жрецом столковался… поженили бы честь честью.
— Вы невестой не ошиблись? — Евдокия на всякий случай не стала далеко убирать револьвер, но достала клетчатый платок, который протянула Лихославу.
— Не, — лежавший на земле человек скривился. — Он сказал из двух девок страшную брать…
— Экие у вас, панноча Евдокия… поклонники страстные.
Лихослав платок принял, протянув взамен переломанный пополам зонтик.
…страстные.
Или странные.
— Еще один… примитивист?
…судя по плану, примитивист полнейший. Но не Лихославу его осуждать… в конце концов, может, этот неизвестный поклонник пытался оригинальность проявить.
— Голову запрокиньте, — Евдокия со вздохом отправила несчастный зонтик, не выдержавший столкновения с конскою мордой, в урну. — Аленка, помоги ему… ощущение, господин офицер, что вам ни разу нос не ломали.
— А вам, значит, ломали регулярно?
— Дважды…
— Бурная у вас… жизнь, панночка Евдокия.
— А вы почаще появляйтесь… и у вас такая будет.
Лихослав лишь хмыкнул и наклонился, позволяя Аленке залечить раны… и почему-то горько стало, хотя видит Вотан, причин для горечи не было никаких.
Глава 9
О красавицах всяческих, а также пагубном воздействии женской красоты на мужской разум
Во дворец генерал-губернатора панночка Тиана прибыла с некоторым опозданием, вполне намеренным, но оставшемся незамеченным. Сей особняк, стоявший на левом берегу Вислянки, и построенный еще покойным батюшкой нынешнего владельца, всерьез полагавшим, будто бы корона должна была достаться именно ему, роскошью своей и величиной бросал вызов королевскому дворцу.
Два крыла.
И четверка беломраморных единорогов, вставших на дыбы, парочка бледных крылатых дев, протянувших к мифическим тварям руки, химеры, прочно оседлавшие карниз. И две дюжины геральдических львов, разлегшихся по обе стороны аллеи. Над парадным ходом, поддерживаемый многорукими великанами, нависал каменный герб генерал-губернатора. Скалилась, встав на дыбы, королевская пантера золотого яркого окраса, пламенело в когтях ее сердце.
Панночка Тиана поправила шляпку и, обратившись к лакею, пропела.
— Меня ждут.
Тот смерил гостью равнодушным взглядом, в котором, впрочем, на долю мгновенья почудилось презрение. Ну да, кто она такая? Провинциальная панночка, пусть и прехорошенькая, но видно — беднее храмовой мыши. Саквояжик при ней легонький, старенький, если не сказать — древний. Кожа пошла трещинами, латунь поблекла, а рукоять его и вовсе обмотали кожаным шнуром. И одета просто, вроде бы и по моде, но видать, что платье это, чесучевое, досталось панночке или от матери, или от старшое сестрицы, перешивалось по фигуре, да как-то неудачно. Шляпка же, украшенная дюжиной тряпичных хризантем какого-то блеклого желтого колера, выглядела вовсе ужасающе.
В общем, не тот панночка Белопольская человек, перед которым любезничать следует.
И лакей, дверь открыв, отвернулся, буркнув:
— Прямо.
Изнутри дворец поражал роскошеством. Золото… и снова золото… и опять золото, отраженное зеркалами. Пожалуй, и в знаменитой пещере Вевельского цмока золота было поменьше.
Провинциальная панночка застыла посреди залы с приоткрытым ртом. Позабыв о шляхетском гоноре, которого именно у таких вот, обедневших особ отчего-то было с избытком, она вертела головой, разглядывая и высокие потолки, расписанные звездами и единорогами, и мраморные статуи, и мозаичные, начищенные до зеркального блеска полы… панночка робела и стеснялась, и стеснение это было донельзя приятно провожатому ее.
Не торопил.