Это оружие войны должен был обслуживать экипаж из десятков скитариев, магосов и техножрецов, которые были созданы и обучены именно для этой цели. Также
Вместо пения и молитв поклонения духу грандиозной военной машины душа
Эта душа была сильна: твёрдая и властная.
Она идентифицировала себя, как Юрисиан.
В модуле управления мозг, позвоночник и нательная броня Храмовника с помощью телеметрических кабелей соединились с разъёмами интерфейсов в троне принцепса, и Владыка кузни закрыл глаза. Системы пробуждались к жизни. Сканеры зазвенели, как только включились. Вспомогательное освещение мигало и удерживалось при минимальных настройках подсветки.
С величайшей дрожью, которую сопровождало гудение пробуждающихся к жизни энергетических генераторов, все три секции встряхнуло раз, затем другой, а потом ударило ещё сильнее.
В модуле управления Юрисиан покачнулся в кресле. Но его подбросило не вперёд, а
На пять метров вверх.
Секции обрели устойчивость, покачиваясь на пульсирующих антигравитационных полях, деформирующих поверхность под собой чем-то похожим или не очень на переливающееся тепловое излучение.
— Активация, первая фаза, — раздался голос военной машины в вокс-передатчиках командного модуля.
За механическими интонациями ощущались бурлящее возбуждение и закипающая ненависть. Юрисиан уважительно склонил голову, но не остановил работу.
— Мои братья зовут меня в Хельсрич, — проговорил он в холодную коробочку передатчика, не ожидая ответа и не надеясь, что его услышат. — И хотя это может быть и не так, я знаю, что война взывает к тебе.
Сквозь соединительный интерфейс, пришло нечеловеческое и непереводимое рычание духа
Юрисиан кивнул. — Я так и думал.
Асаван Тортелий задумался над одной фразой.
Он не мог придумать — в каких эпитетах описать насколько он замёрз.
Пустынный собор вокруг всё ещё был чем-то большим, нежели просто иссеченные шрамами и покрытые повреждениями стены. Аколит положил труды про войну в Хельсриче на упавший каменный блок, а величественный титан неторопливо шагнул вперёд и слегка покачнулся назад, соблюдая равновесие во время передвижения по неровной поверхности. Иногда атмосферное давление и сила тяжести напоминали о себе сквозняком, когда
А вот окружающий его разрушенный собор не замечать было гораздо труднее. Всё случилось более тридцати дней назад, когда инопланетные твари повергли бога-машину на колени. Статуи всё ещё валялись подобно алебастровым трупам: разбитые, упавшие лицом вниз, с отломанными конечностями, которые лежали в нескольких метрах от тел. Стены по-прежнему покрывали отверстия от орудийного огня и уродливые трещины, которые паутиной протянулись от мест попаданий. Витражи — единственная защита аколита от раздражающего Щита — тоже зияли пробоинами в мрачном военном архитектурном стиле, смотреть на который было не приятней, чем на улыбку беззубого святого.
День за днём Асаван сидел в одиночестве и задумчивости в тиши собора и записывал то, что как он и сам понимал, было плохенькой поэмой о грядущей победе Хельсрича. Он уничтожил бы более чем половину своего труда, и иногда, при перечитывании написанного, аколита бросало в дрожь.
Но конечно, рядом никого не было, чтобы стать свидетелем его ошибок. Не здесь.
После освобождения собор оставался практически пустым. Храмовники пришли ”в чистоте защищая нас; в гневе неослабевающем” — так написал Асаван, (прежде чем навсегда удалил подобострастные слова). Но они прибыли слишком поздно, чтобы уберечь от ран полые кости монастыря