Читаем Хемингуэй полностью

«Макомбера» в сентябре 1936-го опубликовал «Космополитен», а «Килиманджаро» — «Эсквайр» в августе. Публикация поставила еще одну точку: в отношениях с Фицджеральдом. «Он вспомнил беднягу Фицджеральда, его сентиментальное благоговение перед богачами и как тот однажды начал рассказ словами: „Очень богатые отличаются от нас с вами“, и кто-то съязвил: „Конечно, у них больше денег“. Но Скотт не понял шутки. В его представлении они были особой, окутанной ореолом романтики расой, и, когда он обнаружил, что заблуждался, это открытие подкосило его точно так же, как и все остальное». Фицджеральда потрясло это упоминание — по словам журналиста Джеймса Фаина, «лучше бы Хемингуэй ударил его по голове бейсбольной битой».

Фицджеральд никогда не говорил «Очень богатые отличаются от нас с вами» — эти слова произносит персонаж его рассказа «Богатый мальчик». Перкинс рассказал об эпизоде: обедали он, Хемингуэй и писательница Мэри Колум, Хемингуэй рассказывал о богачах на Бимини и сказал, что «теперь он знает богатых», а Колум насмешливо парировала: «У богатых больше денег». Хемингуэй вывернул ситуацию наизнанку. В письме знакомой Перкинс заявил, что «презирает» его поступок, но в глаза ничего не сказал. Он пытался уладить конфликт дипломатически.

Фицджеральд — Хемингуэю: «Дорогой Эрнест, оставь, пожалуйста, меня в покое… Если я иногда пишу de profundis („из бездны“; имеется в виду „Крушение“. — М. Ч.), это еще не значит, что мне приятно, когда мои друзья (все еще друзья, да?) ходят ногами по моему трупу…» (Ответ Хемингуэя не сохранился; по словам Фицджеральда, бывший друг согласился убрать его имя из рассказа.) Фицджеральд — Перкинсу: «Я люблю Эрнеста, несмотря на все, что он говорит и делает. Но еще одна подобная выходка, и я присоединюсь к толпе его недоброжелателей…» Хемингуэй — Перкинсу: «Я имел право использовать его имя в „Снегах“, потому что он сам писал те ужасные вещи о себе в „Эсквайре“». (Малкольм Каули никаких ужасных вещей о себе в «Эсквайре» или где-либо не писал, но в черновиках «Килиманджаро» есть пассаж о нем, куда более оскорбительный, чем о Фицджеральде.) Марджори Роулингс — Фицджеральду: «В Хемингуэе есть какое-то садистское безумие». Фицджеральд — Роулингс: «Ему нравится избивать людей, как физически, так и морально…»

В последующих изданиях «Килиманджаро» имя Фицджеральда было заменено на «Джулиана». Перкинс полагал, что конфликт исчерпан, пытался примирить «сынков», но ничего не вышло: Эрнест продолжал называть Скотта трусом, а тот заявил, что Хемингуэй «исписался точно так же, как и я»: «Никто не мог упрекнуть его за его первые книги, но теперь он совсем потерял голову и отупел, он напоминает пьяного мопса из мультфильмов, который дерется сам с собой». «У него такое же нервное расстройство, как и у меня, только проявляется оно у него по-другому. Он склонен к мании величия, а я к меланхолии».

Но Фицджеральд зря сказал, что коллега исписался. Удачная работа лечит: после «Килиманджаро» депрессия прошла, а желание писать осталось. На очереди был роман, заказанный Гингричем, «Иметь и не иметь» (То Have and Have No) — за основу были взяты новеллы о Гарри Моргане. Работать он намеревался осенью в Вайоминге. 16 июля вернулся в Ки-Уэст с Вирджинией (Полина уехала раньше), а два дня спустя узнал, что в Испании началась гражданская война: после того как на выборах в кортесы в феврале 1936 года победу одержали левые партии, произошел мятеж реакционно настроенных военных против республиканского правительства. Хемингуэй был в волнении, порывался ехать в Испанию, писал знакомому, литератору Пруденсио де Пареда: «Мы должны были бы быть в Испании всю эту неделю». Но не поехал — хотелось работать. 27-го с женой, Бамби и Патриком выехал в Пиготт, а оттуда, захватив Грегори, в Вайоминг, куда прибыл 1 августа. Он сразу начал интенсивно писать. В сентябре, когда охотничий сезон открылся, приехал знакомый по Багамам Том Шелвин, убили нескольких гризли, медведь гостя казался больше и лучше, хозяин расстраивался. За испанскими событиями он следил, в конце сентября писал Перкинсу, что жалеет, что «эта испанская история» происходит без его участия, и отправится туда, если война не кончится раньше, чем он допишет роман.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары