Хемлок Гроув (ЛП)

Маяк, направляющий одинокий сосуд через воды зла, если он когда-либо вообще су- ществовал точка, – сказал Прайс. – Он напомнил себе запятая снова запятая что какой бы ни была жертва личной совести запятая даже его человечность требовала от него скудного покаяния точка. Тело запятая которое он создал для девушки не совершенно запятая и пока он не усовершенствует процедуру возрождения Шелли Годфри в тело запятая чтобы заставить мир любить ее также запятая как он, обязанность поддержи- вать свет запятая маленькая цена точка.

А затем огни Белой Башни погасли.

Что за чертовщина?! – сказал Прайс.

***

16:25

Доктор Годфри остановился на подъездной дорожке Дома Годфри, чтобы обнару-

жить ее свободной от машин. Он выбрался из автомобиля, подошел к крыльцу и сел на ступени. Последней вещью, о которой можно жалеть сейчас это момент звонка своей милой; чувство, будто крадешь у богов. Его маленькая остановка, перед тем как зайти

в городской морг и увидеть последнюю девушку; если она та, о ком он думает, то это многое для него значит. Но, к его удивлению, тело слишком половозрелое, чтобы быть Кристиной; удивился, потому что надеялся, что это будет чье-то другое тело, чья-та другая девочка, которую забрали этой ночью, и он знал, что, так или иначе, поплатить- ся за это. Это не больно, думал он. Быть растерзанным диким зверем, на самом деле, не так уж и больно, страх вырабатывает природные опиоиды, работающие в качестве анальгетика. Так умереть не больно: будешь находиться в мягких объятиях эйфории страха. Затем он опомнился: обеспокоенный сосед позвонил, интересуясь, есть ли

у нее шрам от ожога внутри левой ладони, и последняя жертва обрела имя. Годфри остался один с необходимостью в женщине, полной жизни и похоти и всех тех жутких вещей, что этот зверь растерзал в других с огромной любовью. Для столь внезапных плотских императивов, какой лучше всего подойдет архетип? Но ее тут не было, как и не было между ними каких-либо контактов последние несколько дней. Это и не важ- но, правда; он потратил так много лет возводя рациональную империю слов в войне против собственного рода, что теперь ему не было никакого дела до того говорят о нем или нет, вместо этого он был одержим чем-то, чего желал на самом деле. А он желал повергнуть монстра и спасти свою семью. Он почувствовал легкое покалывание в за- пястье и посмотрел вниз, обнаружив длинные, тонкие ножки, перебегающие по нему. Он поднял руку на уровень глаз и наблюдал за осторожными, словно впервые вступил на такую поверхность, движениями паука.

Даже если это самая ебанутая семья в мире, – сказал он.

Послышался скрип и он почувствовал своим задом движение досок. Стряхнул паука с руки и подвинулся, освобождая место рядом с собой. Шелли села. Они оба смотрели вдаль, туда, где заканчивалась долина. Скоро наступит ночь, и уличные фона- ри зажгутся вдоль дороги. Он потянулся и погладил ее между лопатками.

Скоро все закончится – произнес он.

Он сказал это, как утешительную банальность, но в то же время сам понял, что это – правда; как спящее тело, знающее о скором звонке будильника, может его почув- ствовать заранее. К счастью.

Все в безопасности, – продолжил он. – Лета дома. Ребята в часовне. Твоя мама…

Он вдруг понял, что у него нет четкого представления, где она может быть, и ни одному из них нет дела до ее безопасности в той же мере, как и до внезапной инверсии силы тяжести или когнитивной нежизнеспособности в космосе.

Между твоей мамой и мной все сложно – сказал он. – Так же сложно, как устройство адронного коллайдера. Прости, что приходилось врать тебе. Мы лгали об этом так дол- го, я почти что забыл, что есть кто-то, кто до сих пор мне верит. Но это не делает вещи приятнее.

Он остановился, помолчал, затем продолжил.

Ты свет, – произнес он. – Ты освещаешь людей, а еще показываешь самое светлое в них и самое темное. С тобой я всегда становился лучше, поскольку ты освещала мой путь. Потому, наверное, это даже хуже, как ты узнала обо всем. Но, это твоя трагедия, и ничто не разбивает мне сердце больше: ты всегда будешь окружена людьми, не до- стойными тебя.

Шелли повернулась к нему. В ее глаза влажные, но слез пока не было: просто влажный фильтр света. Годфри отвернулся, в горле застрял ком. Никогда в своей жизни он не видел более чистого обещания искупления и не чувствовал, что не достоин.

Зазвонил его телефон.

Извини, – сказал он, голос дрожит. – Я… я должен ответить.

Он ответил. Это был Интаки. Он долго слушал, а затем сказал, что будет так бы- стро, как сможет.

Подожди пока у меня в кабинете, – сообщил он. – Постарайся удержать все до начала третьего акта.

Повесил трубку.

Мне нужно идти, – произнес он. – Шериф не в себе и не сдает свое оружие. Семья

Фредериксов нашла его сидящим на их лужайке с ружьем в руках, поющим песни Пет- си Кляйн. Никогда не доводило до добра держать огнестрельное оружие в настроении, когда готов петь такие песни.

Шелли вопросительно посмотрела на него.

Дженнифер Фредерикс, – сказал он. – Она была последней.