Хендерсон, король дождя

В это время послышались то ли сердитые, то ли просто воинственные возгласы, и я понял: лёгкая часть программы закончена. Несколько дикарей с чёрными султанами из перьев принялись стаскивать чехлы со статуй богов. Как я понял, это делалось с нарочитой небрежностью. Потом началась забава. Туземцы прыгали рядом, норовя отдавить статуе ноги, а идолов поменьше использовали как кегли. Боги безропотно сносили все издевательства. В то же время они сохраняли достоинство тайны. Они имели власть над воздухом, горами, огнём, растениями, скотом, удачей, болезнями, облаками, рождением и смертью. Черт побери, даже ничтожнейший из них, ныне валявшийся в пыли, чем— нибудь да управлял. Возможно, племя хотело выразить ту мысль, что перед богами нужно являться такими, как есть, выставляя напоказ все свои пороки. Но, если я и ухватил общую идею, то счёл её ошибочной. Дешёвка! Я сам натерпелся от богов, но все равно не стал бы так себя вести. Впрочем, я сидел и всем своим видом показывал, что это не моё дело.

Наизгалявшись над мелкими божками, шайка вандалов перешла к большим статуям, однако не справилась и обратилась за помощью к болельщикам. Силачи один за другим спрыгивали на арену, чтобы попытаться свалить идола и вывалять в грязи. Наконец остались только две статуи: повелитель гор Гуммат и богиня облаков Мумма. После того, как все до одного богатыри потерпели фиаско, на арену вышел великан в красной феске и щегольском клеёнчатом суспензории.[14] Быстрым шагом, раскинув руки, он подошёл к Гуммату и распростёрся перед ним на земле — первое проявление почтительности за весь день. Потом он зашёл к статуе с тыла и просунул голову ей под мышку. Широко расставил ноги. Вытер руки о свои же колени и одной рукой ухватил Гуммата за руку, а другой упёрся в пах. Я хорошо рассмотрел его тугие, умело сгруппированные мышцы. Это был парень что надо, вроде меня самого.

— Молодец, парень! — завопил я, не в силах сдержаться. — Правильно работаешь грудью! А теперь заставь работать мышцы спины! Так! Давай! Ура! Получилось!

Победитель взвалил статую на плечо и, пройдя футов двадцать, бережно водрузил на пьедестал. А затем обратил свой взор на Мумму, одиноко стоявшую посреди арены. Это была тучная, коротконогая и грудастая дама, довольно— таки безобразного вида — чтобы не сказать уродина. Несмотря на внушительные габариты и грозный вид, она была настроена мирно; в ней даже чувствовалась беспечность. Похоже, она верила в свою неподъемность. Толпа криками подбадривала атлета. Все встали, даже Хорко и его друзья в соседней ложе. Упёршись для равновесия руками в бока, счастливая деревянная Мумма ожидала своего покорителя.

— Ты её уделаешь, сынок! — крикнул я и повернулся к королю: — Как зовут этого парня?

— Силача-то? А, это Туромбо.

— В чем дело, ваше величество? Вы не верите, что он с ней справится?

— Ему не хватает уверенности. Год за годом он поднимает Гуммата, но пасует перед Муммой.

— Сегодня у него получится!

— Боюсь, что нет, — проговорил король на своём напевном, в нос, африканском варианте английского.

Добродушная толстуха Мумма с круглым, лоснящимся на солнце лицом! Её деревянная причёска расширялась кверху, как гнездо аиста. Довольная, глупая, совсем домашняя, она терпеливо ждала того, кто бы смог её поднять.

— По-моему, — сказал я королю, — все дело в прошлых неудачах. Уж я-то знаю, что это такое!

Туромбо действительно был во власти отрицательных эмоций. Его глаза, загоревшиеся влажным блеском, когда он обхватил Гуммата, потускнели. Мне было больно видеть его морально готовым к поражению. Тем не менее, он вступил в поединок с Муммой.