Хендерсон, король дождя

— Я ощущаю себя участником маскарада. Но, наверное, у вас были причины желать, чтобы я напялил на себя эти тряпки, и я помню условия пари. Могу лишь сказать, что, если бы вы меня отпустили, я был бы чрезвычайно признателен.

— Понимаю. Но этот наряд — действительно необходимый реквизит Сунго. За исключением шлема.

— Он защищает меня от солнечного удара. И вообще, я привык, что у меня на голове что-то есть. В Италии я даже спал в железной каске.

— Но в помещении головной убор необязателен, не так ли?

Я сделал вид, будто не понял намёка.

Чернота кожи Дахфу делала его чужим и загадочным. Он был тёмен, как…

как богатство. Тем заметнее на этом чёрном лице выделялись сочные алые губы. О его волосах было недостаточно сказать — «растут»: они казались живыми. Глаза, так же, как у его дяди Хорко, имели красноватый оттенок. Даже сейчас, когда он восседал на табурете без спинки, от его фигуры, кроме ощущения красоты, исходило ощущение абсолютной непринуждённости и покоя.

— Король!

По моему решительному тону Дахфу угадал и предвосхитил мой вопрос.

— Мистер Хендерсон, вы вправе претендовать на любые объяснения, которые я в силах дать. Дело в следующем: Бунам выразил уверенность в том, что вы сможете поднять Мумму, и я согласился с его оценкой.

— О» кей, я действительно силён. Но как все это случилось? У меня сложилось впечатление, будто вы заранее предвидели подобный поворот событий.

Вы пошли на пари…

— Это было самое обыкновенное пари — и ничего больше.

Он рассказал мне о себе, и этот рассказ вполне вязался с тем, что я уже знал от Итело. В тринадцатилетнем возрасте его послали учиться в город Ламу, а затем — в Малинди.

— Вот уже несколько поколений правителей считают для себя необходимым побольше узнать о мире. Как правило, все они учатся в одной и той же школе. Проходят курс обучения и возвращаются домой. Обычно молодого наследника престола сопровождает дядя.

— И ваш дядя Хорко тоже?

— Да. Он служил связующим звеном. Девять лет прождал меня в Ламу, когда мы с Итело отправились странствовать по свету. Мне было неинтересно там, на юге, где училась испорченная золотая молодёжь. Эти юнцы сурьмили веки, румянились и обожали сплетни. Я хотел чего-то другого. Из Малинди мы отправились в Занзибар. Потом нанялись на корабль палубными матросами и поплыли в Индию и дальше, на Яву. Наш обратный путь лежал через Красное море, Суэцкий канал. Потом пять лет в миссионерской школе в Сирии. Там учили на совесть. Особенно хорошо преподавались основы естественных наук. Я собирался защищать диплом доктора медицины и защитил бы, если бы не смерть отца.

— Здорово! — откликнулся я. — Но мне трудно примирить эти факты с тем, что было вчера. С черепами, Бунамом, амазонками и всем прочим.

— Согласен, здесь можно усмотреть противоречие. Но, Хендерсон… Хендерсон-Сунго… не в моей власти сделать мир логичным.

— Вам, должно быть, не хотелось возвращаться?

Он ответил уклончиво:

— У меня было много причин желать, чтобы мой отец пожил подольше.

Наверное, его родителя удушили.

От этой мысли на моем лице отразилось раскаяние, и король поспешил его развеять.

— Не волнуйтесь, мистер Хендерсон… впрочем, вас теперь следует называть Сунго… Не волнуйтесь. Это было неизбежно. Пришло его время умирать, он и умер, а я стал королём и должен захватить льва.

— Какого льва?

— Я же вчера рассказывал — должно быть, вы забыли. Мёртвое тело короля, личинка, вылупившаяся у него изо рта, душа короля, львёнок… Этого львёнка, отпущенного на волю Бунамом, здравствующий король обязан выследить и поймать в течение одного-двух лет, когда щенок станет взрослым львом.

— Вы будете на него охотиться?

Он усмехнулся.

— Охотиться? Нет, мои обязанности состоят в другом. Я должен поймать его живым и держать у себя во дворце.

— То-то я слышал где-то внизу львиный рык! Это тот самый лев?

— Нет-нет, — в присущей ему мягкой манере возразил король. — Вы слышали другого зверя, Хендерсон-Сунго. Того льва, Гмило, мне ещё только предстоит поймать. Так что я ещё не СОСТОЯВШИЙСЯ король.

И начался разговор, который не мог произойти ни в каком другом месте земного шара. Меня все ещё лихорадило, но я собрал всю свою волю в кулак и постарался произнести как можно твёрже:

— Ваше величество, я — человек с принципами и не стану нарушать условия пари. Но к чему все-таки обязывает костюм короля дождя?

— Дело не только в костюме. Вы, Хендерсон, — Сунго. В буквальном смысле. Я бы не смог сделать из вас Сунго, если бы у вас не хватило сил поднять Мумму.

— Прекрасно, но что дальше? Должен признаться, король, мне здорово не по себе. Обо мне нельзя сказать, что я вёл добропорядочную жизнь. Да вы присмотритесь, это же прямо на мне написано. — Король кивнул. — Я-таки покуролесил и на фронте, и на гражданке. Сказать по совести, я не заслужил даже того, чтобы моё имя увековечили на туалетной бумаге. Но когда на моих глазах началось избиение Муммы, Гуммата и других богов, я выпал в осадок. Вы не заметили…

— Заметил. Знаете, Хендерсон, это была не моя идея. У меня совсем другие идеи. Когда-нибудь я вам расскажу. Только это должно остаться между нами.