Хендерсон – король дождя

– Откуда я знаю? Засуха, она и есть засуха. Но я им сочувствую. Знаю, что это значит – терять любимое животное. Леди и джентльмены, – повысил я голос, – хватит уже, расходитесь!

Туземцы медленно разбрелись, поняв по тону моего голоса, что я переживаю за них.

– Ромилей, спроси: что, по их мнению, я должен делать?

– Что ты делать, господин?

– Пока не знаю. Что-то такое, что не под силу другим.

Ромилей разговаривал с туземцами под аккомпанемент басовитого мычания гладкокожих горбатых коров (африканские коровы значительно выше наших). Плач постепенно стих, и я получил возможность лучше рассмотреть арневи. Цвет кожи у них меняется от одной части тела к другой. Чернее всего вокруг глаз, тогда как ладони, напротив, светлые – как будто они играли в салочки со светом и свет смыл с них часть черноты.

Глядя на туземцев, я подумал, что разительно отличаюсь от них внешностью. Мое лицо напоминает конечную железнодорожную станцию, вроде нью-йоркского вокзала Гранд Централ: большой лошадиный нос, рот до ушей, глаза как тоннели.

Затем ко мне подскочил человек, с которым беседовал Ромилей, и заговорил по-английски. Я удивился: никогда не подумал бы, что люди, говорящие по-английски, способны так расчувствоваться. Правда, в той плачущей группе его не было.

По росту этого незнакомца – тот был дюйма на два выше меня – и крепкому сложению я заключил, что он важная персона. В отличие от соплеменников на нем была набедренная повязка, блуза, наподобие матросской, и зеленый шелковый шарф вокруг туловища.

Поначалу он говорил медленно, подыскивал слова, потом речь потекла свободнее. Не знаю, почему я удивился. Английский сегодня – великий имперский язык, каким в давние времена были древнегреческий и латынь. Не думаю, чтобы римляне удивились, когда парфяне и нумидийцы обращались к ним на латыни.

– Меня зовут Айтело. Добро пожаловать. Как поживаете?

– Что? Что? – Я приложил руку к уху.

– Айтело, – повторил он и поклонился.

В шортах и грязных сапогах-вездеходах, с синим пробковым шлемом на голове, я отвесил ответный поклон.

Поскольку я глуховат на правое ухо, то поворачиваюсь к собеседнику в профиль, подставляя левое ухо, и вглядываюсь в какой-нибудь предмет, чтобы сосредоточиться.

Обливаясь потом, я стоял как вкопанный. Я был уверен, что оставил мир и всю суету далеко позади. Горные перевалы, плато, где не было человеческого следа и вообще ничего не было, мерцающие в выси звезды, вечерняя свежесть, напоминающая об утренней свежести ранней осенью там, дома, – я переживал все это и понял великолепие простоты. Я был уверен, что оставил мир, такой сложный и загадочный, и попал на новое место, спокойное и древнее. Но тут началось: плачущие туземцы, сожженный куст, моя похвальба («Где этот кровожадный зверь? Я его застрелю!»), моя демонстрация оружия… Я вел себя как последний клоун.

Но человек, стоявший передо мной, похоже, не сердился. Напротив, он взял мою руку, приложил к своей груди и повторил: «Айтело».

Я последовал его примеру и сказал: «Меня зовут Хендерсон. Как поживаете?» Мы разговорились.

– Ради всего святого, – спросил я, – что здесь у вас происходит? Мой проводник и переводчик говорит, что все плачут из-за коров. Может, мы пришли не вовремя? Может, следует уйти?

– Нет, мистер Хендерсон, оставайтесь. Будьте моим гостем.

Мое высказывание насчет ухода отнюдь не было верхом галантности, и Айтело сказал:

– Вы, вероятно, подумали, что вы первый белый, который пришел сюда? Увы, нас открыли раньше.

– Выходит, я крупно ошибся. Мне пора бы уж усвоить, что земной шар исследован до самого малого озерца, до самой незначительной возвышенности. Но я не изыскатель, не геолог, не этнограф, а просто путешественник.

Глубокие складки, протянувшиеся от ноздрей к уголкам рта, придавали Айтело суровый вид, но, присмотревшись, я понял, что суровость обманчива, что, в сущности, он добрейшей души человек. Правда, держался он уверенно и с большим достоинством. Прямая спина и крепкие мускулистые ноги подчеркивали эти качества.

– Похоже, вы повидали белый свет, – сказал я. – Или английский у вас второй язык?

– Нет, сэр, по-английски здесь говорю только я. – Голос звучал несколько гнусаво, видимо, из-за больших ноздрей. – Вместе с покойным братом я когда-то учился в Малинди. Потом в Бейруте. И вообще много мест объездил. Так что на десятки миль вокруг один я знаю английский. Я, да еще Дафу, вождь племени варири.

– А вы сами, случаем, не королевских кровей?

– Моя тетушка Виллателе – наша королева.

– Значит, вы принц?

– С вашего позволения, – поклонился Айтело. – Другая моя тетушка – Мталба – предлагает вам пожить в ее доме.

– Вот это гостеприимство! Благодарствую.

По фигуре и осанке я с самого начала понял, что Айтело важная персона в этих краях.

– Насколько я знаю, вы первый белый человек, приехавший к нам за тридцать лет.