Хенингский цикл (сборник)

Этим утром Вит проснулся с предвкушением праздника. Камнем из пращи вылетел во двор. Зажмурился. Ну, утро. Ну, солнце. Сквозь ресницы радугой брызжет. Ну, небо голубое… Хоть плюнь и протри, все равно голубее не станет! Птицы… Вчера тоже летали, глупые. И позавчера. А праздника не было.

Зато сегодня – вынь да положь!

Однако ломать голову над причудами сердца Вит не стал. Эй, душа, чего хочется? Наружу?! Мальчишка сунулся к колодцу. Опрокинув на себя ведро студеной воды, завопил от восторга. И припустил в трапезную – босиком, мокрый, шлепая пятками по гладким, прохладным с ночи плитам двора. Есть хотелось до умопомрачения, аж брюхо к спине прилипло.

Матильда сегодня превзошла саму себя: пирожков гору напекла. Мамка и та обзавидовалась бы – румяные, поджаристые! Пальчики оближешь! А на Дне ни разу не стряпала… Выходит, на все руки мастерица? На цитре бренчит, судьбу угадывает и углем рисовать горазда. Душегуба вчера ойфово намалевала: как живой! Только прищур чужой, бесовский… Рука, видать, дрогнула. Вит думал: обидится мейстер Филипп. Не-а, не обиделся… смеялся. Матильда на него глядела-глядела и сама расхохоталась. Точно мамка: улыбнется – будто изнутри кто свечку запалил! Пирожков Виту больше всех положила, с корочкой. Ешь, мол, худоба, поправляйся… Вит рад стараться: наворачивает. Он ведь тоже молодцом: столбун сгинул, дергунец удрал… кукиш вам от сглаза! Наверное, мейстер Филипп обоих уже лечить взялся, исподтишка…

Беда, если кусок пирога в горле застрянет. А чего ж ему не застрять, горемычному, когда дверь мало что с петель не сорвалась?! Была трапезная, стала людская: шумно, ярко и… как это, когда толпа народу вваливается?.. Толписто! Первым объявился давешний Костя, чью длиннющую «гремуху» Вит успел забыть. А за ним… благородные! всамделишные! да еще и не наши! Двое их, которые без оружья. Сразу видать – братья. Оба здоровенные, как три дядьки Штефана каждый. В дверь бочком да по очереди. Бородищи лопатой, хоть и молоды; ряжены, опять же, на один манер. Наряд петушьим хвостом пестрит: шаровары – рябина зимняя, кафтаны – луг васильковый, кушаки – серебро с чернью.

Не господа – диво дивное, заморское.

Следом повалила челядь, одетая больше по-палачески, в красное. Оружьем с ног до головы увешаны. Мешки всякие тащат, котомки, а у последнего на плечах – цельный бочонок.

– Встречайте гостей!

Хорошо, Матильда Вита по спине огрела. От души. Вскочил Жеськин сын из-за стола, мало лавку не опрокинул. Кусок проклятущий из горла воробьем:

– Здра!.. б-бухдь!..

Ох, стыдоба! Решат небось: заика. Вит от срама гостям в пояс – а гости в ответ норовят до земли поклониться! Смеются басом. Бороды встопорщили: «Бу-бу-бу! Бу-у-у!» Хорошо, Костя рад стараться. Толмачит:

– Якун Васильич и Ондрий Васильич Буслаевы тебе доброго здравия желают, Витольд. А также всем честным хозяевам.

Точно, потешаются! Где ж это видано, чтоб к селюку-простаку вперед других?! Спасибо мейстеру Филиппу: выручил. Встал навстречу гостям, за стол пригласил. Засновала челядь красная по трапезной, снедь из мешков повытряхивала. Вит наладился было удрать, так старшой, который Якун Базильсон, лапищу на плечо положил. Сбеги тут, если бревном придавило! Пошел пир горой. Ясно теперь, отчего они медведями выросли: на завтрак столько съедают, сколько иной за весь день не осилит! Даже вечно голодный Вит к концу трапезы лишь икал от сытости.

– Благодарствуем за хлеб-соль! – объявил Костя, подымаясь с лавки. Словно забыл, чьи хлеб-соль кушал. – Самое время жирок растрясти!

«Растрясти ему! Из-за стола бы встать…» – Давя икоту, Вит полез наружу. И сразу оказался между братцами-Базильсонами. Как меж двух дубов неохватных. В левое ухо: «Бу-у-у!» В правое: «Бубу-бу!» Не ровен час, оглохнешь. И чего им от бедняги надо?!

На этот раз спас не Костя – мейстер Филипп.

– Витольд, они спрашивают: к каким забавам ты привык? По-благородному, на кулачках? на поясах? Против оружных смердов биться? Или еще чего желаешь?

– Я?! ж-желаю?!

Душа ухнула в пятки. Взгляд суматошной мухой заметался по трапезной, ища путь к бегству. На кулачках?! на поясах?! С этими?! Убьют, как Круг свят, убьют – и не заметят! «Вот т-те, злыдень, и праздничек!.. – злорадно каркнули откуда-то из прошлого. – Вот т-тя, ведьмачину окаянную, и обласкают!..»

– М-мейстер! Мейстер Филипп… скажите им!..

Рука Душегуба мягко тронула солому волос. Улыбка Душегуба легла на сердце теплым одеялом. Укутала, согрела. Голос Душегуба нес в себе покой и безопасность:

– Не бойся, малыш. Ничего не бойся. Ты понял меня? Ничего и никого. Пошли купаться, дурашка…

XLIX

Братцы-Базильсоны чуть море из берегов не выплеснули.