— Пусть после обеда придут, — попросил я. — И еще мне нужно снять жилье до весны. Что посоветуешь?
— Живи у меня, — ответил он. — Возьму недорого. Зимой у меня постояльцев практически не бывает, сможете занять столько комнат, сколько захотите. И на твоих волов сена хватит, я запасся им.
— Волов я продам после того, как заготовлю лес на парусник, — сообщил я.
Я ему во время пира рассказал, что собираюсь переключиться на морские перевозки, как более выгодные и менее рискованные. На счет выгодности он согласился, а вот по поводу меньшего риска у него были сомнения.
— Помогу найти покупателя, — сразу предложил он. — А мне дров не привезешь в счет оплаты?
— Почему нет?! — произнес я.
На стапеле, принадлежавшем пожилому греку, я застал только хозяина. Баркас они построили, больше работы пока не было, поэтому он распустил рабочих. Звали его Эвклид. О тезке математике он не имел ни малейшего представления, но имя получил не зря — считал быстро. Я уже привык считать за всех, поэтому приятно удивился. И он удивился, что я считаю быстрее него. Но еще больше, когда рассказал ему, какое судно хочу построить. Его сразу насторожило, что длина будет шестнадцать метров, а ширина всего три двадцать. Я решил подстраховаться, остановился на пяти к одному, не строить совсем уж гоночную яхту.
— А не сломается такое длинное? — засомневался грек.
— Нет, — заверил его.
Мы зашли в каменный однокомнатный домишко, который служил Эвклиду одновременно офисом и складом, где я начертил грифелем на досках чертеж будущего судна. Поскольку не уверен был, что смогу решить проблему остойчивости, присущую узким судам, решил сделать не одну высокую мачту, а две пониже. Обычно высота мечты вычисляется по формуле «половина суммы длины и ширины». В моем случае это было бы девять метров шестьдесят сантиметров — слишком много для неопытного судостроителя. Я остановил свой выбор на гафельной шхуне — двухмачтовом судне с косыми парусами, в данном случае триселями — четырехугольными, неправильной трапециевидной формы, верхняя шкаторина которых крепится к гафелю — поворотной рее, и стакселями — треугольными или трапециевидными, которые ходят по штагам между грот— и фок-мачтой и фок-мачтой и бушпритом. У шхуны первая мачта, фок, ниже второй, грота. Первую, как я помнил, ставили перед тем местом, где киль переходил в форштевень, а вторую от форштевня отделяли две трети длины судна. Не все мои термины сперва были понятны Эвклиду, потому что пришли в русский язык из голландского, английского и немецкого языков, но потом, по его подсказкам, я поменял их на греческие. Объяснил, зачем мне такой большой киль, длинный бушприт, усиленный ахтерштевень, к которому я собирался крепить баллер руля. Я не желал управлять шхуной при помощи двух рулевых весел. До разговора со мной грек был уверен, что знает о судостроении все. После разговора — что не знает почти ничего. И это я ему передал лишь часть своих знаний по предмету «Теория устройства корабля». Вообще-то, «ТУК» — та еще нудятина, но преподавал ее начальник училища Теплов, поэтому нам приходилось напрягаться. В моем случае оказалось, что не зря — позволило договориться с Эвклидом о приемлемой цене. Затем мы обсудили, сколько и какого дерева понадобиться, что придется покупать, а что можно заготовить самому. На верфях есть несколько мастерских по сушке и придаче нужного изгиба доскам. Кое-что придется покупать у них, чтобы не терять время. Я пообещал привезти лес в ближайшие дни, после чего и приступим к строительству.
После обеда на постоялый двор пришли те самые два иудея, компаньоны Мони. Узнав, что я присутствовал при его смерти, попросили рассказать подробно. Как понял по наводящим вопросам, им кто-то уже доложил. Проверяли на вшивость. Только не понял, кого — меня или докладчика?
— Я же тебе говорил, слишком он рисковый был, — сказал один иудей другому.
Это Моня-то рисковый?! Впрочем, всё познается в сравнении.
— Дурак он был, — произнес второй и спросил: — А тебя почему не тронули?
— Потому что я и мои люди убили восьмерых нападающих, — ответил я. — Остальные решили, что добыча обойдется им слишком дорого.
И мы перешли к моему товару. Торговался я до последнего, продемонстрировав завидное владение приемами торга, большую часть которых я знал до сегодняшнего дня чисто теоретически, а также способов решения налоговых вопросов в городе Херсоне и отличное умение считать. Я предполагал, что возникнет много непредвиденных расходов при строительстве парусника. Перепробовав несколько методов, иудеи попытались разыграть «хорошего и плохого покупателя», но я сказал, что знаю и этот прием, они улыбнулись, и жаркая дискуссия закончилась компромиссным вариантом, который не очень нравился, но устраивал обе стороны. Договорились, что завтра утром они заберут товар, лошадей и телят. Я оставил только своего коня и принадлежавших скифам, пару бычков нам на зиму на съедение и одного в счет оплаты греку.
— Мы могли бы снабдить тебя товаром и транспортом весной, — предложил мне тот, который судил о Моне реалистичнее.