Херувим. Том 1

– Ну здра-авствуй! – Галочка остановилась посреди кухни и всплеснула руками. – При чем здесь Стас? Он только предложил твоему Коле участвовать в перспективном деле, только предложил, дал шанс, я хочу сказать, я в бизнесе, конечно, ничего не понимаю, но Стаса знаю с детства. – Щеки ее налились густым румянцем, глаза гневно засверкали. – И к чему ты вообще сейчас вспомнила об этом?

– Извини. Не заводись. Ты ведь болеешь, у тебя может температура подняться. И вообще возьми себя в руки. У тебя все классно – муж, сын да еще любовник богатенький. Ты на меня посмотри, какая я стала после Колиной смерти. Все мне по фигу. Разжирела, как свинья, смотреть в зеркало тошно. Ты помнишь, какая я была? Спасибо, еще не спилась, не опустилась окончательно.

Действительно, три года назад Марина была тоненькой, легкой, ухоженной, жизнерадостной, без конца смеялась, запрокинув голову и щедро демонстрируя роскошные белые зубы. Теперь одного переднего не хватало и не было денег, чтобы вставить. Она привыкла улыбаться не разжимая губ.

Они с Колей обожали друг друга, даже на людях без конца целовались. Прожив вместе пять лет, выглядели как молодожены. За три года без него она постарела лет на десять. Убийц не нашли, заказчиков тем более, и следствие безнадежно зависло.

Гале сейчас совсем не интересно было в сотый раз обсуждать трагедию подруги, она рассеянно вздохнула и пробормотала:

– Нет, ну что ты, Маринка, ты совсем неплохо выглядишь.

– Ага, конечно. Жирная старуха в тридцать лет. Слушай, а вот интересно, ты кого из них двоих больше любишь?

– Если бы я знала, – виновато улыбнулась Галя и прикрыла глаза, – понимаешь, Стас – мой первый мужчина, первая любовь. У нас страсть, нас прямо бросает друг к другу, ничего не можем поделать ни я, ни он. А Рубен – муж, отец моего ребенка. С ним все по-другому.

– Если страсть, то почему твой Стас не женился на тебе?

– Ой, ну как ты не понимаешь, разве может генеральский сын жениться на внучке прислуги?

– А спать, значит, может? – Марина хрипло усмехнулась. – То есть он тебя с пятнадцатилетнего возраста употребляет, когда захочет, а ты готова рисковать своей счастливой семейной жизнью. Сволочь он, твой Стасик. Ладно, мне пора. Я возьму у тебя этих сигарет штучки три, можно? Да не кисни ты, Галка, может, оно как-нибудь само рассосется?

От ее прощального поцелуя Галю ударило током, да так сильно, что она отпрянула и потом еще несколько минут потирала щеку.

* * *

Если бы Стас Герасимов мог, он бы непременно напился, причем прямо с утра. Однако он знал, что не получится. Даже пробовать не стоит. Организм его категорически не принимал более двухсот граммов спиртного. Начиналась кошмарная изжога, и все выпитое, а также съеденное на закуску стремительно вырывалось наружу. Единственное, что ему хотелось сейчас, – это отвлечься, расслабиться, хорошо, сладко оттянуться. В голове у него гудела черная пустота, словно ночным сквозняком на балконе выдуло мозги.

Вместо того чтобы отвечать на вопросы следователя, обсуждать с родителями и с самим собой, кто, за что и почему решил его убить, Стас отправился в закрытый спортивно-оздоровительный комплекс и провел там весь день. Крутил педали тренажеров, качал пресс до десятого пота, потом парился в сауне, плавал в ледяном бассейне, стонал от удовольствия под мощными руками массажиста, перекусил в кафе, пару часов поспал в комнате отдыха. Мобильный телефон он отключил и совершенно отключался сам, чувствуя себя сильным, здоровым, молодым животным. Каждая жилка гудела, трепетала, кровь резво циркулировала по чистым упругим сосудам, кожа стала розовой, гладкой, глаза сверкали.

На закрытом корте скучал без партнера какой-то незнакомый пожилой чиновник. Стас поиграл с ним, потом отправился во фруктовый бар, заказал себе ледяной свежевыжатый сок. За соседним столиком сидели две красотки в коротких махровых халатиках и тоже пили сок. Им было лет по двадцать пять. Одна платиновая блондинка с прямыми волосами до пояса и черными бархатными глазами. Другая ярко-рыжая, белокожая, без веснушек, с лицом недорисованной куклы Барби. Он не знал, какая ему нравится больше, в каждой была своя прелесть. Они весело болтали, смеялись, то и дело постреливая на него глазками, и он решился улыбнуться им.