– Похитили ее, – полковник нервно хохотнул, – прямо из-под носа у моих наружников увезли. И главное, сукины дети, до сих пор уверены, что с их стороны никаких проколов не было. Черт, ну как работать с такими кретинами, а, майор? Нет, конечно, эти сволочи разыграли все гениально, не спорю. В дом никто чужой не входил. Ее домработница якобы вызвала такси и повезла ее в четыре утра в больницу, потому что у бедняжки разошлись швы. Но в клинике она не появлялась, врачу своему не звонила, и швы у нее разойтись не могли.
– Откуда вы знаете? – быстро спросил Сергей.
– Ну что вы задаете идиотские вопросы? – раздраженно рявкнул Райский. – Не проснулись еще? Так просыпайтесь!
– Нет, я понимаю, вы проверили клинику, и не только ту, в которой ее оперировали, но вообще все московские больницы. Я о другом. Откуда вы знаете, что у нее не могли разойтись швы?
– От верблюда! – заорал Райский так, что у Сергея зазвенело в ухе. – Я говорил с ее врачом!
– С Юлией Николаевной? – мягко уточнил Сергей.
– Вот в это не лезьте, – Райский перешел на зловещий шепот, – это, майор, не ваше дело.
Еще никогда полковник не был таким взвинченным. Сергей прижал телефон к уху плечом и начал одеваться. В трубке слышалось тяжелое сопение Райского.
– Михаил Евгеньевич, вам не кажется, что секретность должна иметь какие-то разумные пределы? – спросил он, натягивая брюки. – Я не смогу нормально работать, пока вы считаете меня безмозглой марионеткой в ваших умных руках. Где сейчас Юлия Николаевна?
– Дома, – буркнул Райский.
– И скоро, как я понимаю, должна ехать на работу в клинику?
– Да. Но сначала она завозит дочь в школу. Слушайте, вы вообще что себе позволяете, майор? Вы понимаете, с кем говорите? Думаете, я ее не охраняю? – возмутился Райский, но как-то уж совсем вяло.
– Конечно, охраняете, – успокоил его Сергей, – но Анжелу вы охраняли еще надежней. Пожалуйста, дайте мне телефон Юлии Николаевны, домашний адрес и адрес школы, где учится ее дочь.
– Что вы собираетесь делать?
– Хочу проверить, все ли в порядке.
– Не трудитесь. Мне постоянно докладывают. И вообще, почему вдруг такая паника? С чего вы взяли, что ей угрожает опасность?
– Михаил Евгеньевич, времени мало, но я объясню, чтобы внести окончательную ясность. Когда мы беседовали в последний раз, вы настаивали, чтобы я ехал к Анжеле к десяти утра. Вы сказали, что в двенадцать она отправляется на прием в клинику. Вам надо было, чтобы наша встреча состоялась раньше. Вероятно, вы рассчитывали, что Анжела поделится со своим доктором впечатлениями о моем визите и скажет то, что никому больше не скажет. Вы не сомневались в этом, поскольку такое уже случалось не раз. Верно? – Пока Сергей говорил, он успел полностью одеться. – Вам не приходит в голову, что из Анжелы очень скоро вытянут все, в том числе и содержание ее откровенных бесед с доктором? Вы забыли, с кем мы имеем дело?
– Записывайте, майор, – устало вздохнул Райский и продиктовал номера телефонов Юлии Николаевны, домашний, мобильный и рабочий, – должен признаться, я вас недооценивал.
– Я рад, – улыбнулся Сергей. Он был уже в ванной и распечатывал новую зубную щетку, которую приготовила для него генеральша, – у меня к вам большая личная просьба. Поручите кому-нибудь выяснить, сидел ли одновременно с Михеевым Юрием Павловичем в Архангельской области, в зоне под названием «Наркоз», кто-нибудь, прописанный по адресу Московская область, поселок Федотовка. Или поблизости, в соседних деревнях.
– Вам не кажется, майор, что этим лучше заняться позже? – проворчал полковник.
– Одно другому не мешает, – ответил Сергей.
Попрощавшись с Райским, он тут же стал набирать подряд все номера Юли. Но телефоны не отвечали.
Было пятнадцать минут девятого. Юлия Николаевна подъезжала к Шуриной школе. У нее была привычка, садясь за руль, выключать мобильный.
Анжела очнулась в полутемной комнате и в первый момент увидела окно, разлинованное частой решеткой, потом мертвую пасть камина и наконец огромное овальное зеркало в толстой раме. Зеркало стояло на полу, на кривых рояльных ножках, и было повернуто таким образом, что отражало всю комнату и саму Анжелу, лежащую на кожаном черном диване, накрытую клетчатым пледом.
Повязка на лице была грязной и липкой. Прежде чем понять что-либо, она поднялась на ноги, подошла к зеркалу и принялась разматывать бинты. В зеркале отразилось ее лицо, покрытое шрамами, отечное, бесформенное, но швы были целы. Никакой крови.
– Все хорошо, – пробормотала она, глядя в зеркало, – ничего страшного. Я отдам Шаме карточку, скажу ему этот чертов пин-код, и он простит меня, как я его простила. Мы почти квиты.