Хьервард

На обнаженной, как рана, пропитанной ядом упавшей Башни земле Белоскалья навсегда воцарилось безмолвие. Ни смеха, ни слов, ни даже птичьего щебета. Тем, кто без боя занял этот покинутый смертными край, мир звуков неведом вовсе. Зато известны сотни разнообразных чувств и приемов общения, которые даже не описать существам из плоти и крови.

Погонщик Вихрей, невероятным усилием погасив привычную скорость полета, бережно опустил на землю свою добычу — обломки винтокрылого механизма и окровавленное, изуродованное тело. Наистарший брат по стихии, Наездник Грозы, безошибочно распознал в этой куче костей и металла еще неизвестные формы, которые следовало присоединить к остальным.

— Зови Ледового Мастера и старейших братьев иных стихий, — приказал он сородичу.

Ледовый Мастер неотделим от своего ремесла. Земля извергла на свет промерзшие в темных, сухих колодцах предметы. На поверхности они тут же покрылись инеем. Плоть и оружие, одежды и воинские доспехи, колесные экипажи и корабли… Все это было похищено здесь, в Элано, но никто из светлых не догадался связать воедино подобные случаи.

Словами не выразить облик собравшихся. Их можно видеть и слышать, но трудно принять за нечто одушевленное. Каждый из этих по-своему совершенных творений хаоса — только особая, хранимая во вселенской памяти форма. Которую легко принимают вода и кипящая магма, камень и смерчь, живая и мертвая плоть. Лавина в горах, торнадо, волна, шаровая молния, эпидемия, боевой транс — и все это само по себе обладает направленной волей. Миры, где вода пьет кровь, где воздух дышит, сжигая растущие с огромной скоростью джунгли, оказались бы для них самыми подходящими. Но их родина здесь, на арене богов, и для них война привычна и неизбежна. Их создали ради победы во славу Тьмы.

Они способны учиться даже у недругов. Похищенные артефакты служат прообразами новых, еще неведомых форм. Скоро их можно будет опробовать в битве.

* * *

Мирид не помнил, как очутился здесь, в этом буйном, гремящем царстве мрака и пламени. В руке его меч, так похожий на прежний, верой и правдой ему служивший века назад. Посреди огромной пиршественной залы с ним яростно бьется огневолосая девушка. С гибким, как у пантеры, телом, с рубиновыми устами, бросающими вперемежку стихи и проклятия.

Меч ее словно живой, и Мириду приходится трудно. Почувствовав, что ему не уйти от удара, он вкладывает все силы в безжалостный, хлесткий ответ. Высокий свод завертелся перед глазами и пламя погасло.

Когда он очнулся, то обнаружил, что тело его покоится на грубо сколоченном, но покрытом роскошной медвежьей шкурою ложе. Боль ощущалась повсюду, однако была подозрительно слабой для резаных ран.

— Пропусти меня, братец! — доносится словно из пустоты странно знакомый голос.

— Нельзя, он еще не совсем очухался с непривычки Да и тебе пока перед ним красоваться не след. Шрам до сих пор еще знатный — вторая улыбка от уха до уха наискосок. Увидит — помрет со страху.

— Да, неплохой удар, надо отдать ему должное. Если он и на ложе так же силен…

— А ты, я вижу, все в поиске. Тебе бы охотничка из внешнего мира вернуть, а, Берганда?

— Ты что, мне того задохлика предлагаешь?

— Да нет, его жеребца. Как раз по твоим запросам!

Звон затрещины и притворное ойканье шутника. Всколыхнулись меха и в каморку, где разместили Мирида, вошел низкорослый, слегка седоватый крепыш в юбке-килте и сильно потертой кожаной куртке. Улыбаясь, он протянул гостю вспененный рог.

— Приветствую в Алом Чертоге! — с шутливой торжественностью произнес он. — Я Утгхард, главный распорядитель окружающего нас безобразия. Та огнедышащая особа, с которой ты уже достаточно близко знаком — моя родная сестрица Берганда. Всех остальных я представлю чуть позже.

— Где это я? — забыв о приличиях, выдавил из себя Мирид.

— В Алом Чертоге, позволь напомнить. В летописях этого места уж точно нет. Хотя бы потому, что невозможно знать точно, где мы находимся, и когда наши двери открыты для смертных. Это нельзя хоть каким-то образом объяснить, а потому предпочтительнее помалкивать.

— Так кто же вы, здешние обитатели? Боги?

— Ну, как сказать… Мы населяли мир, когда ни людей, ни эльфов, ни всяких там разных богов и в помине не было. Нам не хотелось кого-нибудь создавать или кем-то править, — просто жили в свое удовольствие. А когда от богов и подвластных им рас и народов некуда стало деваться, мы воздвигли Алый Чертог и заперли в нем себя нерушимым заклятием. Это чтобы соблазна не возникало в мирские дела встревать. А смертные к нам хоть и редко, но попадают. Да только не всем, как тебе, везет.

— Так стало быть вам этот мир безразличен? Совсем?

— А сам ты на чьей стороне? — прищурился Утгхард. — Света, Тьмы или, может, Великого Равновесия?

— Даже не знаю. Служители Света наверняка уже цену назначили за мою голову, для Тьмы я по-прежнему воин враждебных сил, а за какое-то там Равновесие меня уже раз убивали, больше не хочется.