Хякки Яко (СИ)

— Так ты торговец? — внезапно нарушило молчание это порождение преисподней, чей голос тихим, но звучным эхом отозвался в голове Иоичи.

— Я-я-я… пожалуйста… не надо… я-я… молю… — с трудом сдерживая слёзы выдавил из своего горла несчастный.

— Я спросил — ты торговец? Отвечай да или нет! — в раздражении бросил мальчишка, переводя взгляд своих зелёных глаз с перевёрнутого стола прямо на Иоичи.

— Я… д-да, ю-юный г-господин, я торг-говец… просто торговец. Молю, пощадите! И я отдам вам всё! В-всё что вы пожелаете! У меня есть деньги! Много денег! А ещё ткани! У меня есть прекрасные ткани! Лучше вы не найдёте! А…

— Заткнись, — вновь зло бросил демон, под личиной ребёнка, что в мгновение ока преодолел три метра, разделявшие их, приставив один из своих монструозных клинков прямо к шее Иоичи, от чего последний дал волю слезам… и не только. В прочем, его мучителя это мало волновало:

— Сейчас я задам тебе простой вопрос, ответишь на него честно — отпущу на все четыре стороны, солжёшь… — при этих словах кончик костяного клинка чуть надавил на шею торговца — В общем, оно того не стоит. И так, ты готов отвечать?

Иоичи был готов ответить на что угодно, лишь бы этот кошмар наконец закончился, а потому, очень осторожно, но с невероятным рвением, покивал головой.

— Хорошо, сейчас я буду по очереди называть тебе слова. Если хоть об одном из них ты слышал хоть что-нибудь, даже если это сущая мелочь, ты расскажешь мне это. Данная мысль тебе понятна?

Вновь Иоичи оставалось только кивать, подтверждая свою абсолютную готовность к сотрудничеству.

— Превосходно, и так, начнём: Конохагакурэ но Сато, Ивагакурэ но Сато, Киригакурэ но Сато, Амэгакурэ но Сато, Кумогакурэ но Сато, Сунагакурэ но Сато. Ничего?

— Н-нет, г-господин… п-простите, я-я ничего не слышал об этих… д-деревнях? — трясясь и глотая слёзы ответил торговец.

— Хорошо, а что на счёт: Сенджу, Учиха, Узумаки, Ооцуцуки, Сарутоби, Нара, Юки, Хьюга… Шиноби?

— П-простите меня, но… я никогда не слышал ни о чём подобном… простите, пожалуйста, я… действительно ничего не знаю!!!

— Хватить ныть! Что на счёт… — но оборвав себя на полу слове ребёнок замолк, словно к чему-то прислушиваясь, а после с явным разочарованием в голосе проговорил:

— Похоже наша беседа подошла к концу.

— Это значит… вы меня… отпустите? Ведь так… юный господин?! — с мольбой и надеждой в голосе спросил Иоичи. В ответ на что ребёнок отвёл один из клинков от его шеи… для того что бы спустя мгновение вонзить оба ему под рёбра, при этом, без видимых усилий, слегка приподнимая тучное, почти на две головы возвышающееся над ним, тело торговца над землёй, а после отбрасывая его в сторону.

Пару секунд человек ещё боролся за свою жизнь, несмотря на перемолотые потроха и проколотые лёгкие он отказывался умирать, но Шинигами не делает исключений. Находясь на последнем издыхании, он смог произнести всего два слова, обращённые к своему убийце:

— В-кхм-вы-ы-ы… же-е-кхмр… обещали…

Ребёнок ничего не ответил, жизнь давно отучила его распинаться перед мертвецами. А потому, не обращая внимания на лужи крови и ещё тёплое тело бывшего владельца шатра, он принялся осматривать свои трофеи. Однако это приятное действо прервал ворвавшийся в шатёр мужчина, что как и мальчик был весь покрыт кровью. Обведя мутным взором помещение он сосредоточил свой взгляд на ребёнке:

— Тэкеши. Это последний?

— Да, — коротко бросил мальчишка, не отвлекаясь от мародёрства.

— Хреново, я даже разогреться не успел.

— Это последний труп, а не караван.

— Ха-ха-ха!!! И то верно! Там все уже во всю делят добычу, говорят нашли пару бочонков саке и несколько кувшинов вина, да и мяса много, идёшь?

— Ты знаешь, Норайо, что я ненавижу саке, местное вино на вкус как помои, а мясо везде одно и тоже. Иди, я здесь задержусь.

— Дело твоё, — ответил мужчина и скрылся. А мальчик, меж тем, продолжил осмотр, аккуратно выбирая то, что мог бы взять с собой, и досадно вздыхая над тем, что придётся оставить. А на улице меж тем доносились радостные крики и смех, для Клана Кагуя день закончился просто прекрасно.

* * *

Пять дней, именно столько мне потребовалась для того чтобы вернуться к клану. Мой ублюдок-папаша хорошо постарался, так что первые два дня и две ночи моего «путешествия» были насыщенны болью и страданиями, как физическими, так и духовными. И если раны на моём теле зажили уже на конец второго дня, то вот шрамы на душе останутся со мной ещё на многие годы. Или же я так думал?