Это не упростило жизнь китайских чиновников: быстро оказалось, что частные судовладельцы, чью смелость и прозорливость надо отметить, — опасные торговые партнеры, постоянно недовольные. Не добившись того, чего хотели, от китайских властей, они даже посмели на обратном пути конфисковать груз с корабля сёгуна,
чтобы компенсировать себе неполученную прибыль и сделанные издержки. Они захватили и двойные инсигнии, обладание которыми давало в глазах китайских таможенников право иностранным кораблям заходить в китайские порты. Лишившись инсигний, корабли сёгуна сильно рисковали, что с ними обойдутся как с пиратскими, и бедный сёгун был вынужден вновь прибегать к посредничеству корейского царя, чтобы объяснить ситуацию Сыну Неба. Это посольство, роковое для репутации рода Асикага и представления о сёгунской власти как о реальной, тем не менее ознаменовало выдвижение семейств, сумевших скопить капиталы и вложить их в операции большого масштаба.Итак, вот в какие рамки вписывались события, о которых Хидэёси имел (или мог получить) непосредственные сведения. Время его молодости совпало с новым периодом ужесточения отношений; поскольку сходные причины вызывают идентичные следствия, торговые отношения с Китаем с 1557 г. прервались — ужасные вако,
пираты, которых называли японскими, опять взялись за свое дело, еще раз оправдав гнев Сына Неба. Но в 1567 г., за год до того, как Хидэёси поступил на службу к Нобунага, запрет был снят. Японцы возобновили торговлю, прежде всего с Юго-Восточной Азией, куда ходили за шелком-сырцом. Иногда они натыкались на китайские колонии, основанные за морем, и вступали в контакт с португальцами, появившимися в Малакке с 1511 г., и испанцами, достигшими Филиппин в 1521 г. (в Маниле они обоснуются в 1571 г., а до Японии доберутся только в 1582 г., в самый год смерти Нобунага). О голландцах Хидэёси так ничего и не узнает: они прибудут в далекий Бантам лишь в 1596 г., как раз за два года до его смерти, и прочно обоснуются там с 1603 года.Великие роды — такие, как Оути, вымершие с 1555 г., и Хосокава, по-прежнему процветавшие, — более чем когда-либо были заинтересованы в этой торговле и обращались к неожиданным источникам новых доходов. Даймё,
особенно из Западной Японии, пытались попробовать в этом и свои силы, но им была нужна монета из драгоценных металлов для оплаты. Тогда они предприняли огромные усилия по разведке месторождений, и вот уже происходила разработка пятидесяти золотых рудников и тридцати серебряных. Некоторые даймё, как было известно Хидэёси, посылали серебро иезуитам в Макао, чтобы получать золото — редкое в Японии, несмотря на все обнаруженные тогда залежи, многочисленные, но бедные, — или шелк; другие, как Хидэёси — несомненно более прозорливые — обменивали свое серебро на свинец, покупая его у иностранцев: металл, возможно, и неблагородный, но из него делали пули! Так что, несмотря на растущее раздражение эксцессами христианских даймё Кюсю, которое вскоре, в 1587 г., проявится, Хидэёси использовал все возможности, чтобы угодить иностранцам: он дал испанским купцам гарантию, что правительство выкупит то, что не купят японские негоцианты; он не терпел ни «непроданных товаров», источника больших убытков, ни конфискации товара таможнями, как это постоянно практиковалось в Китае; Япония в то время стала едва ли не раем для заморских купцов.Тем не менее интересовался ли Хидэёси миром, расположенным за пределами архипелага? Было ли у него время для этого? Знал ли он, чтобы обратиться к незнакомцу, иные языки, кроме языков оружия и материальной выгоды? В конце жизни он без околичностей напишет об этом вице-королю Индии (португальскому администратору в Гоа), который до того передал ему послание через отца иезуита: у нас есть своя философия, по которой мы можем дать вам разъяснения и которая превосходна; поэтому перестаньте говорить нам о вашей, которая нас не интересует; отношения определяются только факторами силы и эффективности: