Хигналир (СИ)

— Я сказала обязательств нет, а заняться есть чем. Просто теперь это уже не обязательно. Но всё равно пойду займусь.

Авужлика пошла на кухню. Остальные, то есть мы, направились в дом.

Ух, сколько народу, зачем они приехали? Хоть в прихожей и коридоре перед глазами в данный момент никого нет, но я ощущаю шевеления, тяжёлые вибрации, чувствую, что дом кишит людьми. А вот и Споквейг, снова спускается по лестнице, на этот раз один. Он посмотрел на меня, и, стало понятно, что собирается что-то сказать. Но я опередил его:

— Чё ты по лестнице целый день туда-сюда ходишь, в конец обезумел, бать?

— Споквейг велел собирать монатки и немедленно освободить комнату, — сообщил я, бросив свой походный рюкзак и синий плащ на пол.

Снолли сидела на полу своей комнаты. Похоже, я только что прервал её глубокие раздумья.

— Никто не решается зайти в “комнату колдуна”, — я закрыл за собой дверь, — за эти пять дней Споквейг нарек себя атмосферным колдуном и навел мрачную атмосферу: ужасные грозовые облака поступают с севера. Это он зазывает их. Похоже, что жители теперь побаиваются любых колдунов, в том числе и меня.

— Не понимаю, — полусонно произнесла она.

— У тебя комната самая просторная и почти пустая, поэтому я перееду к тебе. Гостей негде селить, а моих “диавольских” вещей люди чураются, их надо унести.

Снолли едва заметна кивнула. Я собрался уходить, но остановился и спросил:

— О, а можешь посчитать, сколько я в Хигналире, а то я запутался, не помню даже, сколько дней назад было вчера.

— Если ты заговорил о таком, то я вынуждена посчитать, — начала приподниматься она, а потом что-то передумала, и опустилась.

Я достал из сумки календарь и провёл пальцем по дневно-месячной масштабной таблице с днями и неделями и сам стал считать:

— Так, хм... пятнадцать... шестнадцать... э-э-э, семнадцать... Хм... Это, восе-е-е-е-емна-а-а-а-а-а-а-адцать, — я крепко задумался, и потом продолжил, — девятна-а-а-адцать... двадцать... М-м-м. Ох.

— Это что?

— Это когда Споквейг приехал. А, ну, это — это... — сам же не мог разобраться в собственных исчислениях.

— Че-е-его-о-о?! — Снолли задрала голову к потолку, в недоумении зажмурив глаза, а затем резко повернулась обратно на меня. — А, поняла, пять дней, да? Пять дней назад.

— Да.

Она вдохнула:

— А зачем тебе такой большой тяжёлый календарь в рюкзаке?

— Люблю смотреть, сколько дней прошло с какого момента, сколько что длилось. Вот только в голове не люблю считать, потому что надоело. Календарь на самом деле здоровский, он как маленький огромный атлас времени от большого взрыва и до двухтысячного года, поделенный на все известные эры.

— Оу, нихуя себе! Где взял? — оживилась она.

— Ох, ну что ж вы так выражаетесь! — изобразил я доёбку приличного гостя, вроде некоторых тех, что понаехали и, с большим замахом, будто швырну, в итоге аккуратненько положил календарь поверх рюкзака.

— Проклятие матершинное, заставляющее, блядь, материться. Сука. Так откуда взял?

— Инфернус подарил, он купил её в Горзуа, видишь, на латинице. Я отмечаю там свои личные эпохи, поэтому точно знаю, сколько дней проработал с батюшками, сектантами, еретиками, стариками, шаманами, некромантами, культистами, сатанистами, фанатиками и квадратиками.

— Не стрёмно пересчитывать крохи времени, отведённые тебе в этом гигантском мире?

— У меня крох времени бесконечно.

— Как это бесконечно?! — Снолли преувеличительно скривляла испуг.

Я накинул на спину плащ:

— Потому что по своей природе сознание — вечно, — и напыщенный пафосом по самые ноздри ушёл.

— Ладно, соплячок, кровать отнесу я, а остальное либо не надо, либо сам, ясно? — раскидал обязанности Споквейг, мы стояли с ним в моей комнате.

— Наверное у меня крыша течет, потому что, как ни странно, я тебя понял. Шкафы и полки оставить, остальное забрать.

— Чего тогда притворяешься дураком, тюфяк.

Споквейг взял кровать вместе с матрасом и потащил. Как же он силен. А, ну да, он же теперь официально нежить, теперь у него стопроцентный контроль над жизненной энергией в своём теле. Я набрал полные руки всякого церковно-приходского да колдовского хлама, коим дюжина мешков наполнится — и потащили.

— Споквейг! — воскликнула Асцилия.

В разговоре на лестнице среди невнятной речи я различил и запомнил имена некоторых из гостей. Эту госпожу звали Асцилия.

— Вас же убили! Вам не тяжело? — она увязалась за нами.

Женщина наткнулась на нас в коридоре. Путь до Снолли проходит через все западное, жилое, крыло второго этажа, наши комнаты были самыми дальними друг от друга.

— Джейс вернул меня. Он собирает армию мёртвых для восстания против Отца, — ответил Споквейг.

— А-ха-ха, — сказала она.

Откуда она знает, что его убили? Должно быть, в пригласительном письме сообщил.

— Помог пару килограмм поднять старику, и на том спасибо, — тяжело вздыхая, нарочно выставлял меня Спок в нехорошем свете.

После первой ходки Споквейг со словами: “Так и быть, сделаю одолжение, слабачок”, — помог отнести остальное.

— Стоп, а зачем кровать надо было переносить? — спросил я, когда мы поставили на пол последнюю порцию вещей в комнате Снолли.

— Клопы, — ответил Споквейг.