Хикикомори

Они присаживаются рядом с Анной-Мари; их локти и колени соприкасаются. Карола на кухне гремит посудой.

– Опустим ненужное вступление, – просит мужчина.

– Согласен.

– Отлично. На чем мы в прошлый раз остановились?

– О, это было довольно давно.

– Успел позабыть?

– Кажется, речь шла о том, что мы – Тиль и я – должны обрести форму. В смысле, сформировать характер, приблизительно так.

– Точно, – сияет Оскар. – Итак, повторим. Период, когда на вас накладывала свой отпечаток школа, подошел к концу. Как же события могут развиваться дальше?

– Предстоит повидать мир. И чем скорее, тем лучше.

– Добро, – он поглаживает щетинистый подбородок. – К двадцать первому году жизни, как мы и говорили, должно проявиться твое «Я».

Парень кивает. Анна-Мари, наведя на них смартфон, делает снимок и принимается что-то стремительно печатать.

– Более того, это «Я» должно осознать себя как таковое. Не просто как часть семьи или еще какого-то коллектива, а как индивидуума, то есть как нечто цельное, неделимое, как то, что не может полностью слиться с чем-то посторонним.

Ян продолжает кивать. Вторая упаковка хлебных палочек подъедена наполовину.

– При этом каждому хотелось бы, чтобы его «Я» растаяло, каждый предпочел бы переложить ответственность в руки других – товарищей, соратников по команде. Или предпочел бы, чтобы оно растворилось в отношениях. Я имею в виду – ну, между нами говоря, что вообще такое секс? Не более чем жалкая попытка на какое-то время забыть о том, что твое собственное «Я» не может стать частью кого-то другого.

Парень снова кивает, делает глоток из бокала. Анна-Мари, не поднимая головы, продолжает строчить что-то в телефоне. Ее мать чем-то звенит в коридоре. Небо периодически рассекают молнии.

– К двадцати одному году твое «Я» будет чувствовать себя одиноким, как никогда. Наверняка от тебя это не ускользнет. Сплоченное братство одноклассников будет распадаться на глазах, каждый из друзей упорхнет в своем направлении и, однажды исчезнув, уже не вернется. Ты окажешься один на один с собой. Где бы ты ни был – хоть, не знаю, с корзиной в руках на хлопковой плантации. Хорошо, что ты принял именно такое решение, это позволит твоему «Я» лучше сформироваться. Ты научишься говорить: «Это мне нравится, а это – нет». У тебя появятся острые углы, понимаешь?

Он по-прежнему кивает. Анна-Мари бросает на них беглый взгляд, подтягивает поближе ноги и погружается в ответы на первые комментарии.

– И как раз где-то к двадцати одному они и должны проявиться, иначе всю оставшуюся жизнь твое «Я» будет представлять собой бесформенное нечто, приспосабливающееся ко всему и принимающее то одну, то другую форму, утрачивая при этом самое себя, потому что ему не за что ухватиться. А ухватиться можно только за эти самые выступающие углы, они должны колоть глаза тебе и окружающим. Говорю по опыту, честно. Ты должен понимать, что моя работа заключается не в чем ином, как в снятии этого слоя бесформенности и болезненном вырезании черт. А почему я вынужден это делать?

Ян качает головой. Гостиную наполняет запах мокрой свежескошенной травы, который несет с собой проливной дождь.

– Потому что люди наплевательски относятся к собственному «Я»! Потому что не позволяют ему – и это самое главное! – встретиться лицом к лицу с опасностью. Обкладывают его ватой, чтобы, не дай бог, ничего не заострилось, не поранилось, не сломалось. От такого «Я» многое должно отпасть, и именно это и происходит сейчас с Тилем. Отвалиться должны посторонние мнения – от твоей личности должен исходить четкий посыл: «Оставьте меня с вашей фигней в покое!» И это обязано произойти до двадцати одного, иначе бесформенное существование войдет в привычку. Это не я придумал, это еще великий Гете сказал. А до двадцати восьми душа странствует. Без шуток. Личность должна проявить себя, доказать, на что она способна. Это и есть настоящее рождение, понимаешь?

Он вновь кивает.

– За время учебы и странствий, как в старые добрые времена, становится ясно, чем заполнить пустоты, оставшиеся после того, как было отброшено все ненужное. Что стоит взять в свой багаж, какие умения и навыки. Затем, начиная с пятой семилетки, от двадцати восьми и старше, пора приниматься за работу: все, полна коробочка, остается лишь подровнять, нанести финиш – накопить больше ничего нельзя.

Входит Карола, неся в одной руке манную кашу, в другой – ручку и несколько разно-цветных листков бумаги.

– И когда ты планируешь пуститься в путь? – осведомляется Оскар.

– Уже все готово: забронировал билет с опцией кругосветного путешествия. – Парень кладет руку на плечо Анны-Мари. – Малышка летит со мной!

Та расплывается в сияющей улыбке.

– Отлично! – одобрительно кивает отец. – Запланируйте только остановку в Мексике – и никаких проблем!.. Ну а потом? По-прежнему собираешься посвятить себя архитектуре?

– Ага, ничего не изменилось.

– Да будет так! – Анна-Мари убирает в карман телефон.