Оба сочинения поражают знанием природы. Где и когда Хильдегарда могла приобрести его, если прожила почти всю жизнь в стенах своего монастыря? Иногда ответ более или менее ясен. Например, когда она описывает главные реки тех мест, в которых жила, очевидно, что речь идет о личных наблюдениях. В книге, посвященной силам (стихиям) природы, она упоминает Рейн, Маас, Мозель, Наэ, Глан и Дунай: все это хорошо знакомые ей реки, по которым она не раз путешествовала, когда ее приглашали проповедовать в разные города империи. Она замечает, что течение Наэ довольно беспорядочно: «То она (река) течет бурно, то вдруг словно замирает. И как раз в силу того, что порой течет очень бурно, она скоро образует затор и останавливается, а потому ее русло и берега неглубоки». Совершенно ясно, что она видела то, о чем пишет. Она сравнивает качество воды этих рек, предостерегает от использования воды Рейна, тогда как воду Мааса, по ее мнению, можно «употреблять в пищу и пить, купаться в ней и даже умывать ею лицо, потому что это делает кожу светлой и нежной». Кроме того, говорит она, ее можно употреблять для варки мяса, а вот вода Дуная «непригодна ни для пищи, ни для питья, потому что своей резкостью раздражает внутренности человека». Вода Глана «здоровая и пригодная для приготовления пищи, для питья, купания и умывания». Во всем этом ощущается личный опыт и наблюдение. Но таких, вполне объяснимых, замечаний очень немного, особенно в сравнении с общей суммой и характером знаний, собранных в сочинениях Хильдегарды.
Возвращаясь к заглавию «Премудрости природы», так соответствующему содержанию этой книги, действительно можно сказать, что в области медицины, питания, окружающей среды Хильдегарда может помочь оценить незамеченные свойства того, что нас окружает: растений, животных, трав, деревьев. Читая ее труды, мы открываем возможности, о которых не подозревали, обнаруживаем скрытые силы, с которыми современный мир, где все заранее определено, отобрано, обработано и упаковано, потерял всякую связь. Она открывает мир, живущий своей сокровенной жизнью, и приглашает исследовать ее тайны. Конечно, этим занимаются и химики, но они предоставляют нам лишь конечный результат. Хильдегарда же дает возможность посмотреть на вещи свежим взглядом. Ее работы должны были бы заинтересовать экологов. Она словно берет нас за руку и проводит посреди неистощимых природных богатств, уча видеть то, что поначалу ускользает от нашего восприятия. Впрочем, для Хильдегарды именно самые неуловимо тонкие свойства растений, плодов, животных и рыб благотворны и целительны для человека. Каждый начало в природе, каждый ее элемент обладают своими свойствами — полезными или вредными, и сочинения аббатисы учат их различать.
Сегодняшнего читателя, приступающего к чтению «Physica» или «Книги по сложной медицине», скорее всего, ожидают сюрпризы. Для начала ему придется привыкнуть к некоторым терминам, для нас малопонятным: например, к понятиям, которыми пользуется автор для общей классификации как «темперамента» растений, так и человеческого темперамента. Существуют свойства каждого элемента (холодный/горячий, сухой/влажный), то есть некая первичная классификация, по сути, восходящая к Аристотелю. К этому Хильдегарда прибавляет собственное понятие, о котором мы уже упоминали: «viriditas», означающее жизненную силу, «жизненные соки». Она часто употребляет его, говоря не только о растениях, но и обо всех живых созданиях.
К тому же современного читателя могут поставить в тупик ее способы исчисления количества. Мы привыкли считать и измерять все точно, и когда нам предлагают «тщательно отварить в воде бадьян (…), во время варки дважды поровну добавить молодила (очитка), добавить крапивы, столько же, сколько молодила, и все перемешать», есть от чего прийти в недоумение. А некоторые способы определения количества нам совсем непонятны, как, например, в следующем рецепте: «Растереть в порошок часть имбиря, полчасти корня солодки и третью часть, составленную поровну из индийского шафрана и имбиря; взвесить полученный порошок и взять по весу столько же сахара. Все это вместе должно весить примерно столько же, сколько тридцать монет». Или: «Взять одну меру имбиря и чуть больше корицы, растереть в порошок. Взять шалфея, немного меньше, чем имбиря, и укропа, чуть больше, чем шалфея; истолочь в ступке и т. д.» Иногда она рекомендует взять какого-либо вещества «на кончике ножа», а иногда, как было распространено в те времена, ей служит мерой половинка яичной скорлупы. Все это совершенно не похоже на измерения наших дней с точностью до микрона или до сотых долей секунды. Но не стоит быть слишком требовательными: в Средневековье точные вычисления были еще мало знакомы обычным людям.