Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

Я улыбнулся, пробормотал «спасибо», снова схватил сумку и понесся по проходу. Хотел было запрыгнуть на электрокар, но бежал я даже быстрее него. Водителям электрокаров мешали пассажиры, то и дело загораживавшие проезд. А я прокладывал себе путь, как полоумный футболист, обходя любителей долгих прощаний, скучающих детей, сидящих на полу с игрушками, призванными скрасить утомительное путешествие, старичков и старушек с палочками и на инвалидных креслах и студентов с огромными рюкзаками. Даже если самолет уже выруливает на взлетную полосу, я все-таки, задыхаясь, приползу к выходу — авось персонал аэропорта сжалится надо мной и пристроит на следующий рейс до Лос-Анджелеса.

Наконец я добрался к выходу; дверь на поле действительно была закрыта, а в зале ожидания толпился народ. Но прежде чем я спросил, куда идти, чтобы зарегистрироваться на более поздний рейс, бортпроводница улыбнулась и сказала:

— Не беспокойтесь, мистер Шварц. Мы задержали рейс.

Я протянул ей посадочный талон, не веря своему счастью. Сначала открылись двери. Я прошел по движущемуся трапу к широкофюзеляжному DC-9. Дверь снова открылась, и я очутился в забитом почти под завязку салоне самолета, где отправления ожидали две с лишним сотни пассажиров. Некоторые поглядывали на часы, явно беспокоясь о назначенных в Лос-Анджелесе встречах или предстоящих пересадках. Другие, откинувшись на спинку кресла, снимали или надевали очки, в зависимости от своей близорукости или дальнозоркости, пытаясь определить, видели ли они меня раньше.

Я прошел на свое место в самом дешевом туристическом классе, расположенном в хвосте самолета. Единственной роскошью оказалось расположение у прохода. Значит, толкать меня локтем под ребра во время полета будет всего один сосед. Едва ли это место подходило тому, ради кого экипаж задержал вылет рейса, и все же меня удостоили такой чести. Не успел я устроиться в кресле, как подошли стюардессы, чтобы попросить автограф и предложить напиток в подарок.

Сидевшие вокруг пассажиры таращились во все глаза. Кто же я: один из них — тех, кто не может позволить себе лететь первым классом, или настоящая знаменитость, которая стремится быть ближе к народу? Так или иначе, меня презирали. Но все же… на один ничтожный миг я получил славу — какую-никакую!

Слава! Тысячи часов следствия, миллионы долларов сверхурочных, выплаченных следователям, — и вот серийный убийца приобретает известность. Ужасы, пережитые жертвами, мало что значат для досужих обывателей, когда-то следивших за громким делом в газетах, журналах, по радио и телевидению.

Родители, братья, сестры, друзья и любимые жертв Бьянки и Буоно остались горевать в одиночестве, покойные пополнили страшную статистику, а их лица, их надежды и мечты были преданы забвению. Родственники офицеров полиции, днем и ночью бившихся над раскрытием дела, устали выслушивать истории о том, чего навидались эти мужчины и женщины, когда переходили от трупа к трупу, от откоса к откосу. В газетах ничего не говорилось о посттравматическом стрессе, который заставляет одних обращаться к врачебной помощи, а других — к алкоголю.

Слава — вот что теперь имело значение.

Среди тех, кто занимался делом Хиллсайдского душителя, были и журналисты вроде меня. Я совершил трехнедельный тур по стране, переезжая из города в город, перемещаясь с одной программы на другую. Я узнал, за какое время можно вычистить костюм. Я узнал, когда пора отдавать его в химчистку, а когда достаточно постирать белье в раковине гостиничной ванной. А еще я узнал, что значит мелькнуть на телевидении и услышать, как вокруг твердят твое имя.

Детектив, привлекший внимание и журналистов, и телевизионного руководства, признался, что собирал сведения о мастерской Анджело Буоно, где произошло несколько убийств, с помощью собственной жены. Пара действовала на свой страх и риск, добывая информацию, которая могла вывести на кузена Бьянки. Дело в том, что записи перехваченных телефонных разговоров в период между арестом Бьянки и задержанием Буоно, служили единственным источником информации. И сведения совпали с тем, что якобы было «подслушано» отчаянной парочкой.

Чтобы продолжать мелькать в вечерних новостях, телерепортеры углубились в анналы. Единичным убийствам в округе Лос-Анджелес, как правило, не придают большого значения. Этими рутинными происшествиями зачастую и занимались начинающие журналисты и бывшие сотрудники радио, переметнувшиеся на телевидение, где больше платят, да и работа престижнее. Порой им доставались несколько секунд эфирного времени и драматичный комментарий ведущего. Порой материал отбраковывался, если ближе к эфиру случалось что-нибудь поважнее. Однако с появлением Хиллсайдского душителя для этих репортеров вдруг пробил звездный час. Убийства стали тем коньком, на котором они надеялись добраться до славы и успеха, практически царя в эфире, пока преступления в Лос-Анджелесе не прекратились. Тогда криминальным журналистам удавалось сбывать свой «товар» публике не чаще раза в неделю — но лишь до ареста в штате Вашингтон.