– Через час, – угрюмо ответил Жиль Дидье. – Жди меня в фойе гостиницы. И не вздумай за это время еще что-нибудь учудить. Или я посажу тебя на самолет и отправлю в Россию первым же рейсом. Что бы мне ни говорило мое руководство о твоем праве участвовать в этом расследовании.
– Хорошо, Жиль, – покорно согласился тот. – Я не буду напоминать тебе о своих правах. Я уверен, что ты и так об этом не забудешь.
Антон Лихобабенко был похож на маленького ежика, на которого напал в лесу огромный медведь. Свернувшись в клубок, он выставил свои иголки и больно уколол обидчика, оставшись невредимым. После чего, гордо подняв голову, он вышел из номера, оставив инспектора Дидье переживать приступ бессильной ярости в одиночестве.
Никогда еще Жиль Дидье не был так разъярен и настолько беспомощен. Он хорошо знал, что представляет собой prison de la Sante. Построенная еще в середине девятнадцатого века, эта тюрьма имела 1400 крошечных, переполненных заключенными камер, в которых процветали насилие и антисанитария. Возможность принимать душ предоставлялась не чаще двух раз в неделю. Кормили узников гнилыми продуктами. А еще обилие наглых прожорливых крыс, из-за которых в камерах приходилось подвешивать вещи к потолку. Не говоря уже об бессмысленно-жестоких тюремщиках, находящих извращенное удовольствие в издевательствах над теми, кого им поручили охранять. Условия содержания заключенных в этой тюрьме были настолько ужасными, что некоторые из них бились головой о стены, резали вены и глотали крысиный яд, чтобы покончить с собой.
Жиь Дидье заскрипел зубами от ярости. Женщина, за которую он сегодня молился, слушая звон колоколов Notre-Dame de Paris, в этой клоаке! И уже много часов! Кто знает, что с ней могло случиться эа это время…
Инспектор Дидье не стал домысливать, чтобы не сойти с ума. Он поспешно оделся и даже забыл почистить зубы. Он отдал бы десять лет своей жизни, которой так дорожил, только за то, чтобы в эту минуту каким-то образом оказаться в тюрьме, минуя забитые автомобилями улицы Парижа.
Но чуда не случилось. Джип был вынужден двигаться в общем потоке, медленно, как черепаха. Впервые Жиль Дидье чувствовал неприязнь к своей Renault Sherpa. Инспектор мысленно проклинал ее за то, что она не имела крыльев.
Только один раз он прервал молчание, спросив сквозь зубы, чтобы не дать выплеснуться ненависти, у своего спутника:
– Что же такое ужасное ты нашел у Алвы Эльф, что позволило тебе отправить ее в тюрьму?
– Смартфон, – почти виновато ответил Антон Лихобабенко. – В золотом корпусе.
– А что, в вашей нищей России это преступление? – съязвил, не удержавшись, инспектор Дидье. – Иметь золотые смартфоны?
– Нет, если они приобретены честным путем, – не обидевшись, ответил майор Лихобабенко. – Но дело в том, что такие смартфоны – штучный товар. Проследить его путь от производителя до покупателя не так уж сложно. Именно этот смартфон был куплен в одном из магазинов Сеула гражданином России Федором Ивановичем Борисовым. А он утверждает, что подарил его Евгении Леонидовне Тихоновой, по мужу Бейли. Той самой женщине, которую зверски убили, а потом сожгли вместе с сыном в собственном доме в пригороде Владивостока. Незадолго до того, как Алва Эльф вылетела из международного аэропорта Владивостока в Париж. Мне продолжать?
Каждое слово, произнесенное майором Лихобабенко, острой иглой вонзалось в сердце инспектора Жиля, заставляя его кровоточить. Как полицейский, он понимал всю тяжесть улик против Алвы. Как любящий мужчина, он не верил ни в одну из них.
– Это может быть простым совпадением, – сказал инспектор Дидье. – Сначала мы должны спросить у нее. Ты слышал, что такое презумпция невиновности?
– Разумеется, – с удивлением посмотрев на него, ответил майор Лихобабенко. – Но я также слышал о прямых и косвенных доказательствах чьей-либо виновности. В этом случае налицо и те, и другие.
– Я сам допрошу ее, без твоего присутствия, – мрачно заявил инспектор Дидье. – Все-таки она моя соотечественница. А ты даже не знаешь французского языка. Так что будешь только мешать.
Возразить было нечего, и майор Лихобабенко кивнул.
Когда инспектор Дидье вошел в комнату для допросов, которую ему предоставили в тюрьме, его сердце болезненно сжалось. Это было крошечное, мрачное и сырое помещение, которое, быть может, и годилось для отъявленных преступников, но только не для Алвы Эльф. И Жиль Дидье дал себе слово, что вытащит Алву отсюда уже сегодня, чего бы это ему не стоило. Но для начала ему надо было получить от нее ответ на один вопрос.
Жиль Дидье сидел за столом, когда конвойный ввел Алву. Увидев его, женщина радостно воскликнула:
– Жи…
Но он перебил ее, громко сказав:
– Инспектор Жиль Дидье. Я буду вести следствие по вашему делу. Se mettre a la table.
Алва, обиженно надув губы, присела за стол напротив него. Конвойный по знаку инспектора вышел, прикрыв дверь в комнату. И только тогда Жиль Дидье очень тихо, но с большим чувством сказал:
– Прости меня, Алва! Но я ничего не знал. Меня поставили перед фактом. Я сделаю все, чтобы вызволить тебя отсюда. Верь мне!