Химера

Инспектор достал из рундука спортивную сумку, где оказались термос, завернутые в газету вареные яйца, огурцы и четвертинка ржаного хлеба. У Мити тоже кое-что было: на завтраке он набрал целлофановый пакет ветчины, сервелата, сыра, добавил к ним пшеничные булочки с начинкой и пару бутылок минералки. Они разложили продукты на маленьком столике и начали их поглощать. Митя, вымотанный физическими упражнениями на свежем воздухе, работой с линем и вытягиванием якоря, жадно уплетал бутерброды и хрустел огурцом. Леонидыч надкусывал вареное яйцо и поглядывал на спутника с хитрой усмешкой.

Через четверть часа, основательно сократив припасы, сытый и разомлевший Митя откинулся в кресле рулевого, а Леонидыч, закинув ноги на борт и подложив под спину спасательный жилет, удобно устроился на кормовой лавке. Оба потягивали горячий кофе из термоса. От берега сочно пахло ивой. О борт тихо плескалась вода.

– Скажи мне, Димка, – спросил Леонидыч, прихлебывая из жестяной кружки, – а почему ты на биолога учиться пошел?

– Зверушек хотел изучать.

– Экспедиции, палатки, кольца на лапы развешивать?

– Меня привлекали исследования на клеточном уровне. – Митя подул на коричневую поверхность в стаканчике. – Мутации ДНК в процессе эволюции, если вам это о чем-нибудь говорит.

– Честно признаться, ни о чем не говорит.

– А что такое ДНК, знаете?

– Просвети.

Митя оживился, почувствовав, что может чему-то научить опытного инспектора. Он глотнул кофе для бодрости и начал маленькую лекцию:

– Понимаете, ДНК – это цепочка нуклеотидов, органических соединений. С помощью генного кода в ней записана информация об организме. Это нечто вроде комплекта чертежей для производства белков, из которых формируется то или иное существо. Один комплект чертежей позволяет вырастить пшеничный колос, другой – лошадь или гепарда. Результат определяется исключительно программой, зашитой в ДНК.

– Кажется, я про это слышал. Фильм такой был: «Парк Юрского периода».

– Был, точно… – Митя крякнул, сделав еще глоток. – Там ученые из обнаруженных в янтаре фрагментов ДНК штамповали живых динозавров. ДНК вообще примечательна тем, что позволяет воспроизводить точные копии живых существ. У лягушки рождается лягушонок. У кукушки – кукушонок. У борнейского орангутана на свет появляется малыш с такой же рыже-коричневой шерстью и сагиттальным гребнем, как у родителей. Внешние и внутренние видовые признаки передаются потомству от родителей исключительно потому, что вся наследственная информация записана в ДНК. А теперь самое интересное. Оказывается, для репликации, для воссоздания нового организма, используется не целая цепочка ДНК, а крошечный участок. Полтора процента от всей длины.

– Полтора процента? Вроде мало.

– Именно. Остальная часть не задействована. Лежит мертвым грузом в наших хромосомах. Ее называют мусором. Его-то мы и изучали. Есть теория, согласно которой в мусорной ДНК записан весь процесс эволюции животных от простейших существ. В ходе эволюции одни гены включались, другие выключались, порождая на свет новые виды, но и те и другие гены оставались в цепочке своеобразным архивом. Природа ничего не выбрасывала, и поэтому у нас в клетках хранится вся история нашего биосферного происхождения, длиной в сотни миллионов лет.

– То есть у меня в генах, кроме серых глаз и патологического пристрастия к куреву, отыщутся остатки динозавров?

– В этом нет ничего удивительного. Еще в конце девятнадцатого века Карл фон Бэр открыл, что эмбрионы рыб, амфибий, птиц и млекопитающих имеют много общего. Еще один ученый, Эрнст Геккель, предположил, что человеческий эмбрион за девять месяцев внутриутробного развития ускоренно повторяет эволюцию homo sapiens. Он последовательно проходит стадии рыбы, амфибии, млекопитающего. В теории Геккеля много спорного, его даже уличали в фальсификациях научных исследований. Тем не менее факт состоит в том, что человеческий зародыш возникает и развивается в водяной среде точно так же, как наши далекие предки зарождались и развивались в Мировом океане. Внешне мы сильно отличаемся от дельфинов. Однако разница в геноме всего один процент. Один процент отделяет нас от морской жизни, плавников и общения с помощью щелчков и свиста! Можете себе представить?

Леонидыч допил кофе и сидел с пустой кружкой, глядя перед собой в пустоту.

– Страшно подумать, до чего наука дошла, – сказал он.

– В общем, – подытожил Митя, – мне было интересно сидеть в лаборатории и разбирать эволюцию тех или иных животных по их цепочке ДНК. Это так же увлекательно, как археология. В один прекрасный момент можно откопать Трою.

– Только денег твое увлечение не приносило, и ты стал продавать крокодильчиков.

– Если бы платили столько же, я бы остался в науке.

Леонидыч завернул в газету остатки еды. Митя, допив кофе, сполоснул за бортом стакан, навинтил его на термос.

– А можно тоже вопрос? – спросил он, отдавая металлическую колбу инспектору.

– Валяй.

– Раньше вы охотились на китов?

Не поднимая глаз, Леонидыч убрал в сумку еду и термос.

– С чего ты взял?

– Морской змей на вашей татуировке, китобойное ружье…

– Это подарок.