Кеничи наблюдал, как Григгс и Диана выплывают из лабораторного модуля, ловко отталкиваясь от стен. Они скользили грациозно, словно светловолосые боги. Кеничи частенько подглядывал за ними тайком, особенно ему нравилось наблюдать за Дианой Эстес, такой светловолосой и светлокожей, почти прозрачной.
Когда они ушли из лаборатории, Кеничи остался там один и наконец-то смог расслабиться. На станции столько конфликтов! Это действовало на нервы и мешало сосредоточиться. По натуре он был спокойным, и работа в одиночестве вполне устраивала его. Он хорошо понимал английскую речь, но говорил с трудом и быстро уставал от беседы. Намного приятней было работать одному, в тишине, наедине с подопытными животными.
Через смотровое окошко японец внимательно оглядел мышей в отсеке для животных и улыбнулся. Клетка была поделена на две части: с одной стороны находилось двенадцать самцов, с другой – двенадцать самок. В детстве у Кеничи были кролики, и ему нравилось гладить их, посадив себе на колени. Но эти мыши не были домашними, их изолировали от контакта с человеком. Воздух, которым они дышали, прежде чем попасть в воздух космической станции, очищался через систему фильтров и кондиционировался. Все работы с животными проводились в примыкающей защитной камере с перчатками, где со всеми биологическими образцами – от бактерий до лабораторных крыс – можно было обращаться без страха заразить воздух станции.
Сегодня был день забора крови на анализ. Кеничи не слишком нравились подобные задания – он не любил колоть мышей иглой. Пробормотав по-японски извинение, Кеничи надел перчатки и перенес одну из мышей в изолированное рабочее помещение. Мышь попыталась вырваться. Он отпустил ее: пусть поплавает, пока он готовит иглу. Жалостное зрелище: пытаясь продвинуться вперед, мышь яростно била лапками по воздуху. Но оттолкнуться было не от чего, и она беспомощно барахталась в пространстве.
Игла была готова, Кеничи протянул руку, чтобы снова схватить зверька. Только тогда он заметил сине-зеленую каплю, плавающую рядом с мышью. Капля висела так близко, что мышь даже лизнула ее, исследуя новый объект. Кеничи громко рассмеялся. Иногда астронавты ради смеха глотали плавающие в воздухе капли воды, и мышь делала то же самое, забавляясь со своей новой игрушкой.
Затем он вдруг подумал: откуда взялось это сине-зеленое вещество? Билл пользовался камерой. Вдруг он пролил что-нибудь ядовитое?
Кеничи подплыл к компьютеру и заглянул в протокол эксперимента, который только что вызывал Билл. Это был эксперимент БКК № 23, клеточная культура.
Согласно протоколу в капле не было ничего опасного. Археоны считались безвредными одноклеточными морскими организмами и не обладали инфекционными свойствами.
Успокоившись, японец вернулся к камере, вставил руки в перчатки и потянулся за иглой.
5
«У нас нет связи».
Джек пристально наблюдал за дымным шлейфом в лазурном небе, и ужас острым ножом пронзал его сердце. Солнце светило в лицо, но Джека прошибал ледяной пот. Он внимательно глядел в небо. Где шаттл? Только секунду назад он видел в безоблачном небе его изогнутый след, ощущал дрожание земли во время старта. Когда корабль набирал высоту, уносясь ввысь под рев двигателей, уплывая все дальше, превращаясь в блестящую точку, Джеку казалось, что вместе с шаттлом ускользает и его сердце.
Он уже не видел корабля. Ровный белый след превратился в шлейф из черного дыма.
Напряженно вглядываясь в небо, Джек стал свидетелем головокружительной цепочки событий. Огонь в небе. Черный дым. Обломки корабля падают в море.
«Нет связи».
Он проснулся, задыхаясь, тело взмокло от пота. На улице было светло, и через окно спальни проникало нестерпимо жаркое солнце.
Он сел на кровати и, застонав, уронил голову на руки. Накануне вечером он выключил кондиционер, и теперь в комнате было жарко, как в печке. Спотыкаясь, он прошел через комнату, чтобы включить кондиционер, затем снова упал на кровать и, когда подул прохладный воздух, с облегчением вздохнул.
Тот самый страшный сон.
Потерев лицо, Джек старался прогнать видения, но они слишком глубоко засели в памяти. В тот год, когда взорвался «Челленджер», он только поступил в колледж – там, шагая по коридору студенческого общежития, он и увидел первые телевизионные кадры катастрофы. И в тот день, и в последующие дни он постоянно натыкался на эти ужасные кадры. Они глубоко засели в подсознании Джека и стали такими красочными, словно тем утром он сам стоял на трибунах, был на мысе Канаверал.
А теперь эти воспоминания снова превратились в страшные сны.
«Это из-за Эммы, из-за ее запуска».
Джек стоял в душе, подставив голову под бьющие струи холодной воды и ожидая, когда из памяти сотрутся следы сна. Со следующей недели он уходит в отпуск на двадцать один день, но настроение у Джека совсем не то. Уже много месяцев он не ходил под парусом. Может, несколько недель на воде, подальше от городских огней, излечат его? Только он, море и звезды.