Химера: Проза. Лирика. Песни [Авторский сборник]

Маргарита Павловна, немного позже просто Маргарита, к концу дороги и вовсе Рита, неплохой оказалась бабенкой. Правда, немного хвастливой и чуть нудной. Все рассказывала, какой ответственный и трудный пост она занимает, прорабом на стройке вкалывает. Как нелегко утрясать своевременные поставки стройматериалов на объект, как непросто следить за рабочими, чтобы не пили на работе и работали качественно. Да и с начальством все время приходится ухо востро держать, не зарываться, но и не позволять на шею садиться. И все в таком же духе. Что она одна кормилица в семье, содержит старушку мать и дочку. Они одеты, обуты и сыты, все благодаря ей. Рассказывала с вдохновением, как она собственными руками построила двухэтажную дачу в Подмосковье и заложила плодовый сад. И так всю дорогу жизнь свою расписывала. Мы делали вид, что нам интересно, но честно признаться, интересно нам было не очень.

Когда подъезжали к Молдавии, я возьми да и признайся, что тоже к стройкам имею некоторое отношение. Забыл сказать, что работаю в ведомственной строительной газете. Да, я упоминал раньше, что был внештатным корреспондентом в журнале «Гражданская Авиация», а вот в строительной газете был в штате. Ездил по многим стройкам, общался с людьми и писал неплохие, как некоторые считали, очерки и репортажи. Когда я выложил Маргарите правду о себе, она сначала не поверила. Спросила, как называется эта газета. Я назвал. Тогда она спросила мою фамилию. Делать нечего, обозначил и фамилию. Она вдруг покраснела и воскликнула: «Так вот Вы какой! Я зачитываюсь вашими очерками. Пишите здорово, не скрываете недостатков, прямо не в бровь, а в глаз». Посмотрела на меня восхищенно, а в глазах ее вдруг зажегся зеленый огонек. Я уловил момент, а вот жена ничего не заметила. И очень хорошо, а то бы скандал произошел с выдиранием волос и царапинами по всему лицу. Это в лучшем случае. Вы жену мою не знаете, а я-то знаю прекрасно, правда не до конца.

И вот с этого момента стала нас Маргарита уговаривать, чтобы наплевали мы на эту Рыбницу и поехали с ней в Вадловы Воды, курортное местечко под Кишиневом. Она отдыхает там постоянно, потому что лучшего места не встречала. Снимает комнату у знакомых молдаван, таких хороших, таких хороших, что роднее родных. И нас там примут с распростертыми объятиями, потому что мы ее друзья. Я поразмыслил, прикинул то да это, и согласился. Правда, если жена не против. Жена не против, а зря, совсем нюх потеряла. Такие вот дела.

А вот и Кишинев! Въезжаем в вокзал, перрон медленно ползет навстречу и останавливается. Пассажиры вываливаются из душных вагонов на волю, где хотя и жарко, но ветерок свежий и аромат цветов. Мы тоже сходим, с трудом выволакивая три чемодана Риты, тяжелые до безобразия, как будто там гири лежат. У нас чемоданчик легкий, да две сумки, да рюкзак, где всякая чепуха напихана, вроде зубных щеток, купальников, да тапочек. Мы сходим, а навстречу нам, приплясывая, живописная группа.

Впереди с подносом, покрытом расписной салфеткой, уставленным парой бутылок вина и графином с прозрачной жидкостью, очевидно водкой, живописный мужчина лет пятидесяти. В пиджаке, при галстуке, шляпе с петушиным пером и в хромовых сапожках. Усы закручены, как у Буденного, а глаза как черные маслины, с поволокой. По бокам два высоких молодца лет двадцати — двадцати пяти. Светло-русые, с большими голубыми глазами. Красавцы да и только. И мальчик лет десяти, тоже блондин, но с темно-карими глазами. Этот мальчик наяривал на скрипке венгерский чардаш, да так зажигательно, что мы волей-неволей стали притоптывать и поводить плечами. И люди вокруг нас поддавались чарам волшебной мелодии. Тоже притоптывали и поводили плечами. А дочка моя, четырехлетняя Маша, та вообще в пляс пустилась. Маргарита живо перезнакомила нас, упомянув зачем-то, что я писатель и приехал лишь затем, чтобы написать роман про Молдавию. К чему это все, тем более ложь неприкрытая. Но ей видней.