— А еще говорят: я неуравновешенный. Да по сравнению со сбрендившими русскими, я ангел во плоти, — вставил группенфюрер и засмеялся. — Я бы никогда не замочил своего друга без объяснений.
— Альфред… Я хочу, чтобы ты был жив… Хочу, чтобы я жил… Елена… Знаешь, я хочу от нее детей… Я хочу, чтобы жило все это кровожадное, ненасытное… чертово человечество…
— Дак живи… Рожайте отпрысков, никто не помешает вам… Зачем все усложнять? Вольфганг спасет нас, у него в хранилище есть могущественные предметы. И мы вернемся домой…
— Нет… не спасет… И поверь мне, смерть не самое страшное, — захлебнувшись словами, произнес я.
— Не будь слепцом, Владимир. Посмотри, какая армия нас защитит. Это Четвертый рейх… Ты понимаешь, что заложено в этих словах?
— Пойми… Я прозрел… Я только сейчас прозрел! Я знаю, чего хочу и, главное, зачем.
— Остановись… Вова…
— Да хватит уже этих соплей! Стошнит скоро, а я недавно пообедал, — прервал наш диалог группенфюрер. — Даю тебе три секунды, щенок… Или… Или я вынесу тебе мозги вместе с бредовыми мыслями. Пусть проветрятся…
— Я тебя не спрашивал. Заткнись, фашистская тварь! — сорвался я на него.
— Что… Что ты сказал? Су… Су…
— Повторить?
— Я знал… — бормотал он невнятно, а в глазах его запылал злобный огонь. — Я ведь сразу заподозрил… Лица не узнал… Твой взгляд… Этого не может… быть… Так не бывает… Это невозможно…
— Взаимно. Я тоже рад встрече, — издевательски бросил я.
— Гребаный русский… Ты заставил меня ненавидеть весь мир! Лучше бы ты меня убил. Задавлю…
— Вы бредите? Давайте успокоимся и все обсудим, — прокричал Рихтер, но с места больше не двигался.
— Я намотаю твои кишки на кулак и заставлю их сожрать. Убью голыми руками, — зашипел Эйзентрегер.
— Рискни, гнида… Лейтенант Слепаков промазал. А вот я не промажу. Ты сам себя приговорил, рассказав о врожденной декстрокардии.
Вольфганг рванул на меня с обезображенным яростью лицом.
Больше нечего ждать, нужно решаться! Смерть ради жизни или жизнь ради смерти.
Указательный палец дернулся, и в то же мгновенье мозги Рихтера брызнули в лицо кавказца. Я должен был его убить… Не знаю почему, но артефакты не работают рядом с Альфредом, когда ему грозит опасность. По-другому я не смог бы вернуться на нулевой километр…
Рихтер замертво рухнул на пол. Вольфганг уже добежал и теперь заносил рукоятку над моим незащищенным виском, но убить он меня не успел. Аршалуйс всадил целую обойму свинца гораздо быстрее, пригвоздив мое продырявленное тело к стене. Горячая кровь струилась по телу. Стекала по рукам и напитывала жаждущий ее амулет. Теперь он был объят молниями. Скоро я окажусь в кресле, в своем кабинете…
Боли я не чувствовал, лишь радость. Притом совершенно безумную. Больно не умирать, мучительно жить на этом свете «мертвецом»…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ЛИЛОВЫЕ СНЫ
Это было странное место. И дело даже не в фантастическом пейзаже. Оно не поддавалось анализу обескураженной логики. Все здесь было неправильным. От начала и до конца, если в этом хаосе их вообще можно отыскать.
Очнулся я в дремучем хвойном лесу. Он по определению должен быть вечнозеленым, но на самом деле этому требованию не отвечал. Все без исключения было лилового цвета с незначительным различием оттенков: величественные ели, редкие кустарники, корявый валежник, ковры мхов, таежные травинки, наливные ягодки и цветочки… Приходилось всматриваться, чтобы хоть как-то разделить в сознании эту сумбурную мешанину элементов. Перед глазами — опушка вечнолилового леса, как бы смешно это ни звучало. Хотя на самом деле было не до смеха.
Я даже ущипнул себя за руку, но, кроме боли и разочарования в том, что это не сон, больше ничегошеньки не получил. А это значило одно — придется просто плыть по течению в ожидании «хеппи-энда». Да поплясывать под чужую дудку, как вечно неунывающий петрушка-скоморох. Наверняка это проделки Химеры… М-да, Ветров… Опять ты попал…
Самое интересное, что странности цветопреставлением не ограничивались. Необычную тайгу раскраивала напополам узенькая дорожка из лилового кирпича. Она устремлялась вдаль горизонта к застывшему на лавандовых небесах солнцу цвета индиго. Хотя, возможно, это и не солнце…
Дорога была добротной. Не шикарный немецкий автобан, конечно, но тоже идеально прямая и с ровной поверхностью без лишних углублений и выпуклостей. Как будто ее строили на века и с искренней любовью, что наводило на мысли о сугубо нероссийском ее происхождении. По этой «неизвилистой» дорожке мне и нужно было идти. На это недвусмысленно намекали указатели в виде фиолетовых стрелочек, установленных по обочине через одинаковое расстояние. Они циклично вспыхивали ярким электрическим светом на манер бегущей строки.
Откуда вообще в этой забытой богом глухомани такая роскошь, как электричество? Где-то в кустах спрятаны лиловые белки, безостановочно бегающие в колесе с проводами?