От одного осталась лишь верхняя половина, с которой свисают гроздья кишок и обломок позвоночника. Второй же выглядит как живой, будто устал и прилег отдохнуть. Но это лишь на первый взгляд. Его смерть выдает дыра размером с добротный кулак в развороченной груди. Полосатая гимнастерка изодрана в лохмотья, а на краю отверстия сверкает искореженная медаль из чистого золота.
Соорудив из мертвецов своеобразную стремянку, я забираюсь наверх и высовываю голову. Весьма опрометчивый поступок…
Снайперская пуля с колокольным звоном рикошетит от каски и улетает в неизвестном направлении. Я вновь оказываюсь на земле, больно упав на спину.
Повезло… Как же повезло, что я был в каске! Хотя, главное, что теперь я знаю направление — вперед и направо. Меня тянет туда. Лишь бы успеть…
Искусственный ров такой узкий, что порою приходится ползти боком. Филиал чистилища, по-другому не назовешь. Во всеядной мясорубке живые и мертвые на пути перемешались воедино. Обезображенные трупы, оторванные части тела и море кровищи. Здесь же бредящие раненые. Грязные, с серыми лицами и запекшейся кровью на губах. С обмороженными конечностями и лихорадочно блестящими от шока глазами, в которых блуждают остатки разума.
Стоны, пыхтенье, хриплое дыхание, со свистом вырывающееся из пробитых легких… Нет этому ни конца ни края. Одни уже отмучились, другие живы лишь физически. Кому из них больше повезло — вопрос спорный.
Еще один поворот. Я выскакиваю на открытую площадку. Здесь когда-то располагался штаб, а осталась лишь воронка.
Сейчас в ней в хаотичных позах лежат целые и искореженные взрывами тела солдат. Вдоль и поперек. Вверх и вниз головами. Друг на друге и по отдельности. Братская могила для десятков, а может, и сотен человек. Могила не различает званий и заслуг, не делит на хороших и плохих… Ей все равно.
В шипящих сковородках на радость стервятникам жарятся все без разбору. Сегодня не только концерт, но и шикарный пир.
Смрад горелого человеческого мяса ударяет в нос. К горлу подкатывает свежая порция тошноты. Приходится стиснуть зубы, подавляя возникшие позывы.
Хорошо, что все это происходит не со мной… Ведь на самом деле я сплю…
Неподалеку от котлована шевелится чья-то фигура. Заприметив меня, срывается с места и ныряет в окоп.
— Стоять! Стоять, я сказал! — ору я что есть мочи и бегу следом.
Погоня длится недолго. В ближайшей нише траншеи обнаруживаю мерзкую тварь. Не знаю, почему, но я уверен, что других слов не смогу подобрать. Можно считать это шестым чувством.
Невзрачный щуплый паренек лет двадцати. С перепачканным грязью и копотью лицом. Он, словно побитый щенок, смотрит на меня бегающими крысиными глазками, полными злобы и ненависти. На штанах его растекается темное пятно. Каждая клетка тела дрожит от страха, как будто он бьется в эпилептическом припадке. Даже слышно, как челюсти стучат. Но трясет парня вряд ли от холода — на нем офицерский полушубок.
— Что ты там делал, солдат?
— Ничего, — пищит он, забиваясь еще глубже в стену, сливаясь с землей в единое целое.
— Почему не в бою?
— Я отстал чуть-чуть…
— Чуть-чуть? — кричу я, забрызгивая его слюной, но все еще пытаюсь себя контролировать.
— Немного, успею… догоню.
— Откуда полушубок?
— Нашел, в яме валялся.
— Что в руке?
— Тебя не касается, лейтенант. Иди куда шел, — с неожиданной дерзостью отвечает парень, убирая сжатый кулак в карман.
Теперь он смотрит мне в глаза без капли страха. Того и гляди — насквозь взглядом прострелит.
— Не касается, говоришь… Руку! Быстро! — ору я, выхватывая из кобуры пистолет и приставляя к вспотевшему лбу парня.
Он колеблется, но подчиняется. Вытаскивает руку и разжимает кулак…
Ничего, кроме отвращения, я больше к нему не испытываю. На ладони лежат десятки золотых коронок.
— Да ты гнида! Сволочь! Сучий выродок!..
— Лейтенант, трупакам они без надобности. А мне сгодятся, — откликается он, улыбаясь прореженной улыбкой без шести передних зубов. — Наших не трогаю, только немчур.
Мерзость… Хочется просто уйти и не видеть эту тварь, которая глумилась над мертвыми солдатами. Пусть даже немцами… Ведь они такие же люди. Это не моя война, и не мне судить паренька…
Я собираюсь отвернуться от него, но тут меня останавливает разум лейтенанта. Сергей желает другого… Теперь я знаю хотя бы имя… Он вновь управляет своим телом, а я лишь безвольно наблюдаю.
В пистолете последний патрон. Сергей берег его для себя на черный день. Ему жалко тратить пулю на недочеловека, но по-другому он не может. Это выше его сил…
Выстрел. Кровавые брызги в лицо. И ничего… Пустота… Эмоциональный вакуум в сознании Сергея… Никаких изменений в душе и разуме. Ни угрызений совести, ни вины, ни раскаянья… Ни даже сожаления… Вообще ничего… Словно он не человеческую голову прострелил, а пивную банку. Как робот, не знающий о существовании чувств.
Может, это все-таки игра? И вояка убил мою галлюцинацию…
Лейтенант срывает самодельный медальон в виде пустой патронной гильзы с груди парня и вытаскивает из внутреннего кармана документы. Все тут же отправляет в пламя костра.