Химера (СИ)

— Даже не хочу знать, кто ты! Нелюди не должны топтать нашу землю. Они должны сдохнуть, не оставив имени! — выкрикивает лейтенант и наклоняется за валяющимся возле ног трупа трофейным немецким автоматом.

Сергей берет его в руки, передергивает затвор и движется дальше к цели. Вернее, теперь уже я движусь к цели. В голове сами собой появляются новые знания, словно по электронной почте приходит письмо с отчетом. Я знаю, что в автомате всего три патрона, и все пули предназначались мне. Мерзкая тварь выстрелила бы в спину. Я уже умирал здесь…  Точнее, Сергей. По неведомой причине он застрял в этом времени. Лейтенант сотни…  тысячи раз умирал и возрождался в одном и том же дне. Каждый раз начинал все сначала, но не мог завершить миссию. Жернова войны нещадно его перемалывали, но Сергей двигался вперед и никогда не сдавался…

Теперь я хотя бы знаю, для чего я здесь…  Я должен ему помочь.

Квест продолжается…  Что за бред в голове?..

* * *

Я приближаюсь к эпицентру боевых действий, но еще недостаточно для того, чтобы сказать «рядом». Становится все жарче и пот катится градом. И это несмотря на жуткий февральский мороз, когда столбик термометра замирает в страхе на отметке «минус тридцать пять».

Совсем близко слышатся шаги. Вскинув автомат, я стреляю пару раз вверх вправо в стенку ближайшего ответвления траншеи. Выбежавшие из-за угла солдаты «непобедимой» Германии валятся на землю, словно мишени в стрелковом тире. Все четко, как в аптеке…  Пули попали точно в цель, разбрызгивая содержимое черепов по стальным каскам.

Но топот не прекращается. Кувырок в сторону и еще один выстрел. Последний патрон. Третий «фриц» поражен в область сердца, но падать не собирается.

Все мои внутренние органы сжимаются в комок и дыхание останавливается. Немец с трудом движется ко мне, не отрывая горящих злобным огнем глаз в прорези подшлемника. Такой взгляд запоминается на всю жизнь. Все выше и выше в его руках поднимается ствол пистолета.

— Сдохни, фашистская гадина! — ору я и бросаюсь к нему.

В этой ситуации остается идти на таран и забивать автоматом, но немец делает все сам, без моего вмешательства. Три крошечных шага, и он валится к моим ногам. Из его рта брызжет кровь, окрашивая снег вокруг в алый цвет.

Только сейчас я осознаю, что дело не в моей феноменальной меткости, четкой реакции или в молниеносности. Мне сегодня везет, а от них фортуна отвернулась. Но так было не всегда. Знаю, что здесь я тоже уже умирал…  Вернее, Сергей умирал…  Я совершенно запутался…

Подхожу к телу финальной мишени, отбросив по пути бесполезный автомат. Проверяю пульс и выдергиваю ствол из еще неостывшей руки. На безымянном пальце — серебряное кольцо с черепом и костями «Мертвая голова». В военное время оно вручалось немецким офицерам за мужество и указывало на количество замученных людей.

— Слишком легкая смерть для тебя, ирод! — говорю я трупу и пинаю его ногой.

Кровь в жилах леденеет и меня охватывает страх. Я не вижу перед собой новой опасности, просто «заглядываю» внутрь себя. Это ведь не Сергей немцев убил…  Это сделал я…  Но пугает даже не убийство, а то, что я ничего не чувствую.

Теперь мы стали единым целым: я и лейтенант. Все его мысли стали моими. Или мои мысли стали его…  Это не похоже на сон…  Так не бывает, даже в нем…

* * *

Отправляюсь дальше, поближе к бурлящим котлам. Но добраться до следующего блиндажа гораздо сложнее, хотя до него рукой подать. Он всего в двухстах метрах, но какие это метры!

Все пространство перепахано снарядами и устлано телами бойцов. Здесь нет ни снега, ни единого кустика или захудалой травинки. Лишь израненная земля, обагренная кровью, измочаленные трупы с вывалившимися внутренностями, рваный в клочья металл и горы стреляных гильз.

Заградительный огонь станковых пулеметов не прекращается ни на секунду. Как и лютая бомбежка, и выстрелы артиллерии…  Да и скверная старушка-зима вносит коррективы.

Вьюга протяжно воет, мороз нестерпимо крепчает. Ветер набирает сил, готовясь снести на пути все. Он забрасывает снежинками, раздирающими лицо острыми краями, а на глаза наворачиваются слезы…  От безжалостного ветра…  Или нестерпимой боли при виде апокалипсиса, которой не где-то там нереальный и далекий. Он уже здесь, передо мной.

Прячась за мертвецами и переползая от одного к другому, я продвигаюсь вперед. Осколки снарядов и шальные пули пока избегают со мной встреч. Еще пять метров до штабеля трупов, запорошенных землей и снегом, и можно немного перевести дух. Около ямы от недавнего взрыва. Нужно хоть самую малость отдышаться после марш-броска по-пластунски, по ощущениям напоминающего спринтерский забег на сотку. Как оказалось, спрятаться там решил не только я. В воронке притаился дед сто лет в обед.

Из заповедных глубин памяти ненавязчиво всплывают чужие воспоминания. Мелькают смутные образы. Выныривают невнятные обрывки реплик. Крутятся эпизоды из жизни, накрывающие волной эмоций и ощущений.