Химера (СИ)

— То есть, ты считаешь, что предел моих мечтаний — это водить такси? И все нужно оставить как есть.

— Нет, конечно. Я хотел сказать, что не надо жить прошлым. Надо жить настоящим и мечтать о будущем.

— Владимир, какое будущее? Какое настоящее? О чем ты? У меня уже ничего нет в жизни. Все, что меня ждет: дрянная квартирка с кишащими в ней свирепыми тараканами, табурет и намыленная веревка.

— Ну и картину вы нарисовали! Сплошная депрессуха…  Остается только напиться и повеситься.

— Сигарку бы еще посмолить.

— Что? — непонимающе спросил я.

— Я говорю: выпить, выкурить сигару и…  только потом вздернуться.

— А…  Понял, рад буду помочь, — издевательски сказал я, доставая из внутреннего кармана толстую сигару и протягивая ему. — Вот, ваши любимые, кубинские «Cohiba Reserva». Вчера как чувствовал, что пригодятся. Прихватил парочку штук с собой, но не думал, что для вас их припасаю.

— С-с-су…  Издеваешься…  Как ты невероятно «добр» ко мне! Спасибо большое за презент в последний путь, — нервно рассмеялся Евгений Петрович и добавил: — Я не собираюсь умирать, не радуйся. Я просто реалист и в состоянии оценить перспективы.

— Безрадостные у вас планы на будущее.

— Какая жизнь, такие и перспективы. Правда, это вообще трудно назвать жизнью. Скорее уж, это борьба с жизнью за жизнь. Существование, иными словами.

— Как сами относитесь к миру, такое отношение к вам и вернется.

— Ну, ты завернул…  Насмешил, острослов, — заливаясь смехом и вытирая крупные слезы с лица, сказал он. — Анекдот вспомнил про почтальона Печкина. Как раз про твою оригинальную теорию: «Это почему я раньше злой был? Потому что у меня велосипеда не было. А сейчас, когда у меня и самокат украли, я вас вообще убивать буду!»

— А что не так-то? Что смешного? — растерялся я. — Зло всегда порождает новое зло. Это аксиома.

— Как ты заговорил! Какие высокие слова, охренеть можно. Зло…  Добро…  Все это относительно и субъективно. Согласись, что в мире существует и доброе зло, и злое добро. Коряво звучит, но я не об этом. В жизни тысячи примеров, когда изначально добрые цели приносили столько вреда…  Зло при этом нервно курит в сторонке и завидует черной завистью…  И наоборот, явное зло оборачивалось нам на пользу.

— Это все слишком абстрактно.

— Ладно, давай ближе к жизни. Вот, например, тебе увольнение явно пошло на пользу. Приоделся, раздобрел, деньжат прибавилось…  Сигарами за полтора рубля разбрасываешься. Но я уверен, что тогда, когда выбрасывали на улицу, ты не думал о том, что я делаю для тебя что-то хорошее? Что на это скажешь? Сам-то веришь еще в собственные слова?

В голове перелистывались воспоминания недавнего прошлого. Значимые и не очень, плохие и не совсем. Вспомнились позорное увольнение и чувства, одолевавшие в тот момент. Всплыли и другие эпизоды…  А ведь Петрович отчасти прав. Даже сегодня в лифте я мог промолчать и извиниться перед девушкой. Ну, не хочет она меня узнавать — ее право. Но я даже этого не сделал. Сознание сплелось в морской узел, но не смогло найти сейчас правильного ответа.

— Молчишь. Вот и правильно, стоит подумать, — прервал угнетающую паузу Евгений Петрович, выползая с тягучей объездной на скоростной «Россельбан».

Газ до упора и стрелка спидометра упирается в ограничитель, указывая предельное значение скорости. Двигатель «Волги», древней, как экскременты мамонта, ревет, отдавая в крутящий момент все силы без остатка. Адреналин переполняет тело, формируя смесь непереносимого ужаса и восторга. Но лишь на непродолжительное мгновенье…

Взмах чародейской полосатой палочки и указующий жест сурового полицейского на обочину. Заснеженного, промерзшего, с красным лицом и носом, а еще свисающими сосульками на усах. Но это событие радовало. Теперь можно сменить тему разговора.

Трудолюбивый гаишник пробежал весь наш тормозной путь длиной в триста метров и постучал в окно. Теперь он вызывал не только жалость, но и уважение.

— Приехали, блин, — с досадой сказал водитель, накручивая, словно шарманку, ручку стеклоподъемника.

Окно опустилось, открывая обзор на горемычного полицейского.

— Здравствуйте…

— Здравствуйте! Старший сержант Воробьев. Видать, сильно торопитесь? Правила нарушаете…  Даже не знал, что «Волга» может летать. У вас от вертолета двигатель?

— Виноват, начальник. Вину признаю…  Просто гражданину никак на самолет нельзя опоздать. На очень важную встречу летит. К самому…  Ну, ты меня понимаешь, — протягивая документы через окно, ответил Евгений Петрович. Затем все-таки решил выйти на улицу.

— Важный кто-то? — послышалось через окно.

— Важнее не бывает, посмотри, какая морда наглая. У него казенный автомобиль в аварию на улице Ленина попал, а я вынужденно подобрал. Слышал? Наверное, по рации передавали.

В форточку осторожно пролезло замерзшее лицо. Вдоволь насытилось теплым воздухом, осмотрело меня с ног до головы и вновь растворилось.

— Депутат, что ли?

— Бери выше, не ошибешься.

— Ого! Плохо он как-то выглядит. Как будто пил всю ночь беспробудно.