Химеры

Гроза, похоже, прошла стороной.

Он снова вспомнил мертвого дролери на воротах, и, вздрогнув, оглянулся на старого Эмора Макабрина.

Тот смотрел в спину Дню, и взгляд его был как у голодного хищника за решеткой.

* * *

Северное небо приобрело цвет бутылочного стекла. Узкая полоса заката расплывалась над темной морской водой. Застывшие на рейде корабли казались совсем черными.

Новая платформа, прочно вставшая на четырех опорах у берега острова, сияла огнями, как новогодняя игрушка; спускались к берегу низкие домики поселка.

Металлический жетон луны четко отпечатался над сопками.

Видно было, как светится море на шельфе и как это свечение поднимается пластами, опалесцирует, — как полынная настойка, налитая в холодную воду.

Кавторанг военно-морского флота Найфрагира Гвальнаэ Морван смотрел на рейд, и на душе у него было тягостно.

Холодало — лето на Севере быстротечно и хрупко; под черное сукно кителя забиралась туманная сырость. На черных, собранных в уставной хвост волосах лежали мельчайшие водяные капли.

Полуночное море молчаливо летом, обманчиво спокойно, и вроде как дремлет. Слышно только дыхание прилива. Солнце опускалось, и никак не могло опуститься за горизонт.

Затрещало, сверкнуло над поселком; черно-зеленая вода озарилась красным и золотым — пускали салют.

— Не любите шумных сборищ? — поинтересовались над ухом.

Гваль обернулся, глянул — высокий, почти его роста альд подошел неслышно. Белесый, как все они; низкие скулы, глаза светлые, как льдинки… Плащ висит как-то косо, на одно плечо.

Штатский; корреспондент, наверное.

— Ага, представляю газету «Полуночный вестник», — покивал белесый, будто прочитал гвалевы мысли. — Простите, что нарушил ваше уединение.

— Ничего. Я все равно собирался уходить. Пора возвращаться.

— Вы с «Авалакха»?

— Нет, с «Дозорного». Старший помощник Гвальнаэ Морван к вашим услугам.

— Эмм… Асерли.

Ни родового имени, ничего.

— Красиво тут, — сказал штатский. — Будто бы и не изменилось ничего. Разве что корабли…

— «Авалакх» хорош, — честно сказал Гваль. — С тех пор, как он носит на себе противолодочные самолеты, леутцы и думать забыли о том, чтобы нарушать морские границы. У них авиации, почитай, и нет. А первые две вышки они в свое время вдребезги раздолбали, море на самом деле не считается нашей собственностью. Вот только…

— М?

— У нас на самом деле тоже нет авиации. Я все думаю — вот рассоримся мы с Даром, король Герейн отзовет своих рыцарей — и будет этот красавец стоять с пустой палубой. Или…

— Или что?

— Или нефть кончится, — честно ответил Гваль и снова посмотрел на рейд. — Кому мы тогда будем нужны, со своей сельдью и оловом…

Зачем я это говорю? Первому встречному незнакомцу, журналисту, черт подери!

Авианосец «Авалакх», ракетный крейсер «Дозорный» с его новым, еще не испытанным вооружением, которое поставили дролери; его старшие братья «Герцог Лаэрт» и «Айрего Астель»; эсминцы «Удачливый» и «Страж», противолодочник «Орка». Он знал их по именам; глаз привычно цеплял знакомые обводы, память подсказывала данные по водоизмещению, размерам и вооружению.

Снова грохнуло, золотые и алые искры взвились над поселком в розовое небо, послышались радостные крики.

«Предаете исконную найльскую гордость и якшаетесь с врагом», — постоянно доносилось из-за самой северной границы. Впрочем, оттуда уже многие столетия не доносится ничего, кроме попреков. Кажется, с того самого дня, когда наш король пропустил к Леуте дарские войска. Семьсот лет прошло как-никак.

Предаем исконную гордость — зато у нас есть школы, больницы, сильный флот и отличная противолодочная эскадрилья. Пустив ко дну с десяток леутских подлодок, мы заработали себе право строить в Полуночном море все, что захотим. Хоть луна-парки.

Его неожиданный собеседник разговор больше не навязывал. Наклонился, поднял пригоршню плоских галек и теперь придирчиво их осматривал.

— Что, не захотите такое писать в вашей газете? — поддел его Гваль.

— Что? Нет-нет, отчего же. Почему бы и не написать. Я вообще люблю писать, знаете ли. Радость пера…

Незнакомец, видимо, понял, что несет чушь, и поспешно замолчал.

Гваль выжидательно посмотрел на него, но тот только пялился на свои гальки. Поджимал губы, хмурил брови, словно решал невесть какую задачу.

Потом выбрал одну, ловко пустил по воде.

Плоп-плоп-плоп…

Судя по шлепанью, камешек пропрыгал шесть раз и затонул.

Снова взорвался фейерверк, звезды алые и золотые, расплывчатые полосы в темной воде. Праздничная иллюминация на кораблях, острые силуэты сигнальных флагов.

— Почему Леута так протестует против добычи нефти в Полуночном море? — поинтересовался штатский.

Плоп-плоп-плоп…

Семь раз.

— Формально они ссылаются на древние законы, — ответил Гваль. — На трехдневный срок.

— Море Мертвых? — журналист оказался знающий.

— Да. Если плыть три дня на север, то попадешь прямиком в Полночь. Древние предрассудки. Но фактически им просто завидно. Найфрагир развивается рывками, Найгон же застыл в своем почитании прошлого, как муха в янтаре.

Плоп-плоп-плоп-плоп…