Химеры

Тяжелые бархатные занавеси скрывали окно, в их складках скопилось само время. Поблекли и пожелтели шпалеры с райскими птицами.

Он отвернулся от окна и зашагал по комнате, мерно постукивая каблуками.

Пыль покрывала все здесь — позеленевшую бронзу вьюшек и дверных ручек, прихотливые изгибы карниза, ореховую обшивку нижней части стен.

Зеркала прикрыты тканью, убран ковер на лестнице, в вытертых каменных ступенях остались ушки от прижимных стержней.

Сагайская напольная ваза сохраняла в себе сухие стебли; драконы вились по тонкому фарфору, являя из-под серого налета яркие усы, оскаленные пасти. Он отвлекся, разглядывая их, и застыл в задумчивости.

Часы ― массивные, высокие, с маятником — остановились, казалось, столетия назад.

«Культурный фонд Лавенгов», гласила табличка над входом.

Спуститься с лестницы, постоять в просторном темном холле, слепо глядя в занавешенное зеркало. Усмехнуться.

Снова подняться наверх, в комнату с эркерным окном, где на столе истлевшие записи, в шкафу — заскорузлые от времени книги.

Потом он опустился в старое гобеленовое кресло с неразличимым почти гербом, закинул ногу на ногу, привычно потер щемившее левое плечо.

Снял с древнего, с рожками, телефона трубку, покрутил диск.

— Госпожа Лара? Это заказчик. Да… нет… вы получили деньги?

Молчание. Неразборчивый женский голос.

— Конечно. Берите все самое лучшее. Я… буду очень благодарен.

Глава 3

Ньет некоторое время вглядывался в лицо госпожи Кресты Карины, стараясь понять — человек ли это. Танцовщица — старая, сухая, костистая, с тяжелыми кольцами на птичьих пальцах — слушала разговор. Наконец взгляд огромных, черных, густо подведенных глаз остановился на нем. Ньет вздрогнул — будто обожгло.

Человек. Но с колоссальной личной силой, впору альфару какому-нибудь неслабому.

— Рамиро, — сказала черноглазая. Голос был низкий, грудной. — Отпусти мальчика, пусть погуляет пока.

— Ньет, и впрямь… — Рамиро очередной раз потянулся к пачке, выбил папиросу, покрутил в пальцах и со вздохом сунул обратно. — Погуляй, мы тут быстро все решим, и я тебе потом театр покажу.

— «Быстро»! — черноглазая фыркнула.

Ньет кивнул и умелся от греха подальше.

В коридор он идти побоялся, поэтому спрятался в тени на последнем ряду и оттуда разглядывал едва освещенное зеркало сцены — пустое, увешанное черной тканью пространство, молчащее, как осенний лес. С первого ряда доносились оживленные голоса, Ньет перестал прислушиваться и начал задремывать, как дремал, бывало, в безопасной тиши придонных вод.

Легкое движение рядом, шелест, кто-то тронул его за плечо.

Фолари вскинулся, оскалил зубы и на всякий случай зашипел. Потом опомнился, отпрянул, сел обратно в кресло.

— Ого, да ты из наших, — на него в упор уставились прозрачные глаза в черных ресницах. Бледное личико, высветленные добела волосы. — Где такие клыки нарастил?

Девчонка стояла рядом, легкая, стройная, черно-белая, как рисунок углем на белой бумаге.

— Я… — фолари смутился. — У меня так всегда было.

Спутала. Хорошо хоть не убежала с визгом.

— Ну да, конечно, — легкая улыбка. — Ладно, не хочешь говорить — не надо. Меня Десире зовут.

— Ньет.

— Ты господина Илена ученик? — Десире покосилась в сторону сцены.

— Что-то вроде. Помогаю ему с работой. Временно.

— Говорят, у него такой характер тяжелый, что на стенку залезть можно, — подковырнула девчонка. — Упрямый — жуть! Одно время я боялась, что они с матерью поженятся. Я бы тогда из дома сбежала.

— Почему это тяжелый, — Ньет обиделся за своего человека. — Нормальный характер. Не дерется, еда у него вкусная. Картинки красивые. А кто твоя мать?

— Лара Край, режиссер. Воон она сидит, — Десире сморщила носик, и темные нарисованные круги под ее глазами показались совсем уж неуместными. — Полезли на крышу? А то она меня щас увидит и примотается к чему-нибудь. Пусть они с госпожой Кариной твоего Рамиро терзают, а мы сбежим.

Ньет поднялся и пошел за ней, осторожно пробираясь меж креслами. Она, похоже, так и не сообразила, с кем познакомилась. Люди так легко обманываются, только если все делать, как они привыкли.

Десире вывела его в просторный холл, увешанный гербами и портретами, свернула, пошла к высокой двустворчатой двери под арочным сводом, задевая вытянутой в сторону рукой круглые бока колонн.

— Тут лестница на ложи и бельэтаж, поднимемся по ней и вылезем на колосники. Никогда не был над сценой?

— Я тут вообще первый раз, — честно сказал Ньет.

— А ты разве не на театрального художника учишься?

— Нет.

За дверью оказался красивый светлый коридор, а потом и впрямь лестница, мраморная, с красной ковровой дорожкой и деревянными перилами, отполированными тысячами рук.

Десире полетела вверх по ступенькам, Ньет поспевал за ней, умудряясь еще и головой по сторонам вертеть. Этажа через три красивая лестница сузилась, ковер исчез, мрамор сменился бетоном. Еще пара пролетов.

— Вот, нам сюда.

Следующая дверь оказалась совсем простой, окрашенной в бежевый, с обычной круглой ручкой — никаких завитушек.

— Проберемся над сценой, только ступай осторожней, не топай там особо.