– Сразу оговорюсь, что художественный текст – для меня работа новая, подозреваю, что непростая, но уверен, что интересная, – Элспена откинул приставной стульчик, уселся, положил на колени планшет. – Обещаю, что не прибавлю к историческим фактам ни крошки вымысла, а тот вымысел, что обнаружу, ампутирую безжалостно. Перо журналиста – как скальпель, оставляет только здоровую ткань. Иногда в ущерб занимательности. Вы не представляете, как скучны бывают истории, если срезать с них всю шелуху.
– История Принца-Звезды вряд ли будет скучна, даже если очистить ее от вымысла, – сказала Лара. – Впрочем, сделать из нее конфетку – моя забота. А ваша, Виль – сделать компиляцию из известной пьесы, текстов самого Анарена Лавенга и исторических хроник. И настолько правдивую, насколько это вообще возможно.
Снаружи шел дождь.
На крыше уже сидела молчаливая компания. На их приход почти не обратили внимания – кто-то кивнул, кто-то подвинулся. Мрачные, бледные, всклокоченные, химеры сливались в одно черно-белое пятно – словно кто-то бросил на элегантную крышу Королевского театра старую ветошь.
Ньет покосился на полуоткрытую дверь и с облегчением лег ничком, прижав лицо к мокрой черепице. Теплый и гулкий весенний ветер налетал порывами, обдавая водяной пылью. Он заносил на крышу смятые яблоневые лепестки, рвал с деревьев внизу мелкие веточки и листья.
Ньет молча трогал ладонями воду и думал, что обратно не полезет ни за какие коврижки. Останется тут жить.
Десире подошла и потыкала его носком туфельки.
– Вот странный парень, – удивилась она. – У господина Илена, известного чудовища и пожирателя младенцев, он работать не боится. А высоты трусит.
– Не боюсь я высоты, – сообщил Ньет мокрой черепице. Потом все-таки сел, покрутил головой. Перед глазами плавали алые круги.
Друзья Десире молча пялились на него, застыв в немыслимых позах. Головы ниже задранных коленок, локти растопырены.
Настоящие химеры, бронзовые, раскиданные по крыше там и сям на квадратных постаментах, выглядели куда дружелюбнее.
Тяжелые, головастые, они сидели, вцепившись когтями в выветрившийся мрамор, тускло блестела чешуя хвостов, украшенных шипами.
– Кого это ты притащила, Ди? – мрачно поинтересовался беловолосый парень. Он сидел, привалившись спиной к одному из постаментов, по волосам и плечам стекали струйки дождя. В руке он держал что-то вроде детской трещотки или манка и пощелкивал в такт словам. Со ртом у беловолосого было неладно, вроде как располосован от уха до уха. – Не вовремя, я б сказал.
Ньет пригляделся – татуировка, темная полоса, идущая от уголков губ к вискам. Получалась вечная паскудная ухмылка, как у наймарэ.
Странные вещи люди разрешают своим детенышам.
– Плохо вы делаете, что заигрываете с Полночью.
– Да неужели?– парень сощурил светлые глаза. – Ты тогда не по адресу пришел. Ди, нафига ты его привела? Именно сегодня!
– Это Рамиро Илена ученик.
– И что? Пусть проваливает.
– Ты спятил?
– Ньет, ты с ним поосторожнее, – прошептала Десире. – У него фюльгья полуночная.
– Да нет у него никакой фюльгьи, – громко сказал Ньет, беззастенчиво разглядывая компанию. – Вы что не видите? Что у вас за глупые игры? Люди не должны так поступать. Это опасно.
– Убери его отсюда, или с крыши скину, – беловолосый поднялся, угрожающе шагнул вперед. Он отчего-то нервничал, даже пахнул иначе. Остальные химерки так и не пошевелились. Десире молча наблюдала.
Мелькнули металлические накладки на пальцах – как когти. Ньет зашипел, выставил клыки. Десире резко хлопнула в ладоши, будто плетью щелкнула.
– Прекратите. Ладно, пошли отсюда.
Ньет спокойно повернулся к химеркам спиной, пошел вдоль края крыши.
– Ты что ищешь?
– Лестницу. Ты тут останешься? Со своими?
– Да ну, неохота. Стрев не в духе сегодня. Я думала тебе показать одну вещь, только теперь не выйдет. Впрочем, не больно-то и хотелось, пусть сами идут. И мокро. Я ноги застужу.
– Тогда идем... – Ньет покопался в памяти, припоминая, что надо говорить. – Я угощу тебя чем-то. Мне господин Илен денег дал.
Десире хмыкнула, но смолчала. Ньет дошел до пожарной лестницы и с тоской посмотрел на мокрые, покрытые ржавчиной ступени.
– Одолжи мне перчатки, пожалуйста.
– Зачем? Ты и так промок с ног до головы. – Десире дернула прилипшую к спине футболку.
– Ты что, так и не поняла?
– Что?
– Меня господин Илен на набережной подобрал. Таких как я, железо обжигает. Не хочу пришквариться ладонями к лестнице.
– А...
Десире молча стянула митенки.
– Спасибо.
– Недурно тебя выдрессировали, – сказала она обидным голосом. – «Спасибо», «Пожалуйста», «Будьте так любезны»... я думала, такие, как ты спят на дне реки и едят сырую рыбу.
– Я сплю в постели, – терпеливо объяснил Ньет. – Все меняется, Десире. Фолари учатся говорить «спасибо» и «пожалуйста», а человечьи дети не ценят свой удел и приманивают Полночь. Ты предпочла бы, чтобы я выпотрошил того парня?
По лестнице они спустились в полном молчании. Ньет натянул шерстяные митенки и ступени почти не жглись, он только изредка шипел, когда попадал пальцами по железу.