Кошка с видом оскорбленного достоинства развернулась и ушла. И в ту же секунду лампочка над моей головой странно мигнула… и свет погас.
— Черт! Черт, черт, черт, — выругалась я, цепляясь на ощупь мокрыми пальцами за бортик ванны и пытаясь встать. Пока вылезла на коврик, пару раз поскользнулась и пребольно приложилась бедром об угол ванны. Шипя от боли и раздражения, я, наконец, нащупала на двери халат и накинула его на мокрое тело.
В комнате тоже было темно. Среди сгустившегося мрака одиноко светлел проем окна, поперек которого сиротливо билась занавеска.
— Никита! — позвала я, пробираясь вдоль стены к двери. — Что там со светом опять?
Тишина. Видимо, Тихорецкий спустился в подвал проверить щиток. Замечательно. А мне оставалось лишь стоять в кромешной темноте в полном одиночестве, дрожа от холода и страха, ибо даже фонарика у меня не было.
Темноты я боялась с детства. Панический, животный, ничем не объяснимый ужас, по всем законам логики, давно должен был покинуть ставшего взрослым трезвомыслящего человека, но мой страх упорно не желал оставлять меня в покое. Так боишься купаться ночью в пруду — кажется, что снизу, сквозь чернильную вязкую тьму, к тебе тянутся противные холодные лапы неведомых страшилищ. Вот и теперь я замерла у стены, слепо всматриваясь в обступившую меня темноту.
— Клео, кис-кис-кис… иди сюда, котенок… где ты?
За окном начался дождь. Похоже, надвигалась гроза. Через минуту блеснуло, и на миг голубоватая вспышка озарила всю комнату. Я успела заметить съежившуюся под подоконником кошку — она прижала уши к голове и, кажется, была напугана не меньше моего.
— Глупая кошка… кис-кис, Клео, — дрогнувшим голосом снова позвала ее я.
За окном глухо заворчал далекий гром, и вместе с ним комнату неожиданно огласил другой, еще более громкий и жуткий звук — Клео, как это случалось с ней в минуты особого страха или бешенства, издала долгое, низкое, грудное рычание. Потом отчаянно, коротко зашипела, и все резко стихло. Я почувствовала, как на моей коже все до единого волоски встали дыбом. Я стояла спиной к двери, и неожиданно точно затылком ощутила чье-то присутствие сзади. Это ощущение было настолько явным и пугающим, что я рывком кинулась к окну, схватила попавшуюся под руку бронзовую статуэтку и развернулась к двери лицом. Воображение мое разыгралось настолько, что мне показалось, будто кроме моего неровного, возбужденного дыхания, в комнате слышатся еще чьи-то вздохи.
— Н…Никита? — робко позвала я.
Молчание в ответ. Тут снова блеснуло, и в проеме распахнутой двери я увидела НЕЧТО. Очень высокая — около двух метров — и по очертаниям явно мужская, с развитой мускулатурой фигура — занявшая собой почти весь проем. За тот короткий момент, что молния осветила помещение, я лишь успела заметить горящие глаза, длинные светлые волосы, развевающиеся на ветру и… ЭТО БЫЛО НЕВЕРОЯТНО, НЕМЫСЛИМО! За спиной странного существа вздымались огромные, мощные крылья, тени от которых, казалось, ползли аж по потолку. Это было так жутко, так невообразимо, что я впервые за многие годы совсем по-детски отчаянно и пронзительно завизжала. Не помню, сколько времени я продолжала оглашать дом истошными криками, но в конце концов по лестнице прогрохотали чьи-то поспешные шаги, дверь оглушительно стукнулась о стену, и меня крепко и бесцеремонно схватили за плечи.
— Ааааа! — взвизгнула я и от души залепила нападавшему статуэткой.
— Уй! Спятила, что ли! — взвыл над моим ухом странно знакомый голос. В следующее мгновенье загорелся свет, и я обмерла, увидев выплясывавшего передо мной Тихорецкого собственной персоной, который держался за лоб обеими руками и сопровождал свои прыжки неповторимой мимикой.
— Эт…то ты? — растерянно пробормотала я, опуская занесенную руку.
— Нет, Джек Потрошитель! Гель, ты рехнулась совсем! Ты, конечно, говорила, что когда-нибудь прибъешь меня, но я думал, это образно!
— Господи, прости, прости, пожалуйста, Никита… Больно?
— Еще и издевается, — проворчал он и хмуро глянул на меня из-под прижатой ко лбу ладони. — Ты чего так орала?
— Там… там был кто-то… в дверях. Кто-то посторонний… и страшный. Клео тоже испугалась… зашипела…
— Две истерички, — констатировал Никита. — Чего только не померещится в темноте. Да еще молнии сверкают… Ну я от тебя не ожидал, Гель. Не ребенок уже вроде…
— Дурак ты рыжий! — огрызнулась я. — Ты меня знаешь, я не стала бы орать на весь Ист-Сайд из-за почудившейся в углу тени! Тут кто-то был!
— Да кто мог войти? Дверь на замке, сигнализация, в конце концов. Да и я был внизу, в подвал спускался. Услышал бы… Тебе точно не показалось?
Я молча села на кровать и закрыла лицо руками. Меня трясло.
ГЛАВА 4
— А лица его ты совсем не разглядела? — было первым вопросом Моргана Фэйра поутру, после поведанной мной странной истории по пути в клинику.
Я недоверчиво уставилась на него.
— То есть ты… хочешь сказать, что веришь мне? Тихорецкий первым делом обозвал меня истеричкой, а потом сказал, что мне просто померещилось… А ты спрашиваешь о его лице?!