Заочно вездесущая Анастасия Лоуренс превратилась в ту, какой ее представляли: она обладала большим политическим весом, чем любой обитатель Белого дома, большим артистическим непостоянством, чем любой представитель музыкальной индустрии, большей финансовой жизнеспособностью, чем любой участник фондового рынка, более выгодным положением, чем любой игрок на футбольном поле, и оказалась фотогеничнее любого живого или мертвого независимо от его этнической принадлежности. Как и все великие книги, «Как пали сильные» были обо всем и ни о чем; роман не столько пропагандировал некий определенный взгляд на мир, выносил на обсуждение особое видение положения человека или даже предлагал новую отправную точку философии, сколько безжалостно и неумолимо отражал сущность самого читателя и делал это с решительностью, заставлявшей краснеть от стыда весь фрейдизм. Как и сама Анастасия, «Как пали сильные» воздействовали как абсолютная пустота. История рассказывала на редкость мало: происходило что-то вне понимания рассказчика, и читателю оставалось понять это самому. То, как текст овладевал вами и как вы преодолевали границу его владений, говорило о вас больше, чем вы могли себе представить. Даже сейчас мне легко забыть, что этот роман написала не Анастасия: он вызывал в читателях то, что вызывала она в любом, кто ее знал.
Итак, Сильвия Шварцбарт заглянула в «Как пали сильные» и увидела там отражение собственных мыслей. Она перепутала себя с другим человеком — с Анастасией. И, согласно древней традиции, положенной еще Нарциссом, влюбилась. Я не имею в виду, что она собиралась соблазнить Анастасию Лоуренс. Я хочу сказать, ее саму соблазнила бедная Стэси, представление, будто все, во что она верила, можно воплотить в такой изысканной упаковке.
Было ли это эссе в воскресном книжном обзоре «Таймс» валентинкой, и если да — кому она была адресована? Было ли это прошение о защите? Есть ли разница? Чем больше люди выдумывали о «Как пали сильные», тем сильнее они жаждали им обладать — и тем больше роман брал свое, как нечто, с чем нужно считаться, но чего никак не подчинить. «Как пали сильные» были не примером, с которым не следует соглашаться, но примерным наказанием для всех несогласных. Несомненно, книга выиграла от своевременной поддержки Сильвии Шварцбарт — как и от размещения в витринах, и от людской молвы. Но роман был неудержим. И пользовался теми, кто пытался им воспользоваться.
«Не феминизм сотворил Анастасию Лоуренс, — лихо начиналось эссе Шварцбарт, — но „Как пали сильные“ могут без труда заново переписать феминизм, каким мы его знаем. Нам это нужно. И поэтому нам нужна мисс Лоуренс». Дело принимало интересный оборот…