Химеры Хемингуэя

А вот и она, вместе с Тони Сьенной из Университета Лиланда. Сильвия, вы первой выступили за Анастасию Лоуренс. Некоторые считают, что она сегодня здесь благодаря вашей своевременной поддержке. Что не умаляет вашей значимости, Тони. Вы верили в нее еще до того, как она начала писать.

Тогда я думал, что она может стать хорошим ученым.

Вы были необычайно внимательны.

Давайте просто скажем, что мы делили общий интерес.

А вы, Сильвия?

Я не против разделить…

То есть вы верите в ее талант ученого…

Меньше всего миру нужны новые ученые. Мы — штатные грабители могил.

А что же тогда нужно миру?

Новый роман Анастасии Лоуренс.

Некоторые критики, возможно, в пику тем, кто окрестил Анастасию «новым Хемингуэем», в последнее время называют «Как пали сильные» подражанием его ранним работам.

Хемингуэю не хватало лиризма. И, что еще важнее, ему не хватало воображения поменять пол, не говоря уже о времени и месте действия его романов. Он принимал мир, каким знал, — и свою личность в нем тоже. Анастасия, напротив, чтобы поведать свою повесть, из всей истории выбрала идеальную эпоху, а из всего человечества — идеального рассказчика. И тот факт, что она выбрала прошлое, дабы представить настоящее, и похитила мужское «я» у другого — исключительного по своей значимости — поколения, дабы недвусмысленно говорить от его лица, только повышает ценность ее работы. Что и позволило ей достичь невозможного — в наше время стать автором классического произведения.

Поделитесь с нами своим мнением, Тони. Как признанный исследователь Хемингуэя.

Я бы не назвал «Как пали сильные»… подражанием. Роман для этого слишком хорош.

Выходит, вы согласны с Сильвией?

Я не очень хорошо знаком с ее постфеминистским направлением, Глория. Я уверен, она права, но не мне об этом судить. Я занимаюсь американской литературой начала двадцатого века и просто скажу, что могу себе представить, как Хемингуэю хотелось бы записать «Как пали сильные» на свой счет.

Глория Грин продолжала в том же духе, пока все гости не расселись для банкета. Слева от Анастасии был Саймон, справа — Фредди, а перед ней — салат из руколы с глазированными грецкими орехами и ломтиками груши. Глория описала все меню, успев кратко допросить шеф-повара до того, как ее вышвырнули с кухни. У официантов тоже не нашлось комментариев, а болтливый гардеробщик рассказывал сплетни лишь о покойных, так что после затянувшейся рекламной паузы телеканал продолжил трансляцию старыми репортажами о номинантах. Так, по крайней мере, представляла это Глория: конечно, на телевидении не было никаких материалов — ни старых, ни новых — о детских писателях, а у поэтов, судя по всему, и телевизоров-то не было. Писатели-документалисты в большинстве своем зарабатывали на жизнь, выступая с комментариями на конкурирующих телеканалах, поэтому их тоже нельзя было показать. Таким образом, оставались только беллетристы — что означало показ вручения Барни Оксбау Нобелевской премии где-то в семидесятых и кадров из того же десятилетия с Рексом Посталом, на которых он самому себе наносит поражение, появляясь в пьяном виде во время предвыборной борьбы за пост мэра Нью-Йорка. О Дике Козуэе удалось найти лишь нестареющий пятисекундный клип, снятый у него в саду, когда он косил лужайку, а что касалось единственной, не считая Стэси, номинантки младше шестидесяти — Норы Уорблер Барликорн, то откопать смогли только ее фотографии с суперобложек семидесяти трех одинаковых романов, иллюстрирующие последовательную смену примерно такого же количества неудачных причесок.