Химеры (СИ)

— Черт, жаль. А в поплавок заглянуть дашь?

— Дам, да толку? День меня от сети отключил. Это я ночью сегодня обнаружил. Тоже про покушение узнать хотел…

— Вот дъявол! — Виль стукнул кулаком по столу. Бутылки задребезжали. — А я-то губу раскатал. Слушай, может, помиритесь? Сейчас не время для ссор, сам понимаешь.

Рамиро покивал уныло.

— Я пытался. Он сказал секретарю, что для меня его нет и никогда не будет.

— Чем ты ему так насолил?

Рамиро сделал большой глоток из бутылки. Пиво было выше всяких похвал, хоть и тепловатое.

— Да… идейные разногласия. Так что зря ты на меня деликатесы переводишь.

— Это мой вклад в дарское прогрессивное искусство, — пробормотал раздосадованный Виль. — Идиоты. Однополчане, иттить! Как можно посраться на гражданке с тем, с кем в окопе под пулями сидел? Как можно посраться с дролери? Видел я их и в деле, и в гульбе, у них же нервов нет. Они ж нас, людей, всерьез не принимают. Ты, художник, творец, тонкая натура, ты с музами беседуешь, что ты с дролери не поделил?

— Я не тонкая натура.

— Давай я ему позвоню. Говори телефон.

— Ты представишься, и тебя пошлют.

— Я представлюсь твоим именем. Передам через секретаря твои глубочайшие извинения.

— Нет! — Рамиро чуть не подавился. — Не надо извинений.

День решит, что над ним издеваются. После того, что он обнаружил в своем загородном доме… Рамиро, конечно, там прибрал, как мог, но, скорее всего, попытка замести следы преступления разъярила Дня еще больше. А уж после вчерашнего… Денечка в два счета вычислит, кто это натворил.

Рамиро искренне надеялся, что День так разозлился, что запретил себе даже думать о бывшем товарище.

— Не надо звонить, не надо извиняться. Поздно уже извиняться.

— Подтерся бы ты своей гордостью, Рамиро Илен, — в сердцах сказал Виль и махнул рукой. — Ладно, не мое это собачье дело, взрослого мужика воспитывать. Давай лучше выпьем.

Они чокнулись бутылками. Рамиро пошарил среди бумаг, нашел пачку папирос. Элспена от курева отказался, достал жестянку с леденцами и отковырял один из слипшейся массы. Встал, принялся бродить по мастерской, разглядывая стеллажи с холстами, отдельно стоящие картины, пару незагрунтованных еще полотен на мольбертах, верстак, где Рамиро резал багет и планки для подрамников. На верстаке, поверх деревянных брусков, стояли несколько эскизов костюмов.

— Как ваш спектакль?

— Движется. На следующей неделе прогон всей первой части, зашел бы посмотреть.

— Постараюсь. Как себя чувствует госпожа Край? Я читал списки погибших.

— Работает, как зверь. Ни о чем больше не желает разговаривать.

— Может, так и надо, — Вильфрем принялся перебирать стоящие стопкой картинки, вытащил одну, небольшую, темперную, поставил на соседнюю пачку. Помолчал, склоняя голову то к одному плечу, то к другому.

— Слушай, тварюки эти… они жрут друг друга или трахаются?

— Эээ… понимаешь, тут нет литературного сюжета, — голос у Рамиро сделался скучным. Он терпеть не мог объяснять, что и зачем нарисовал. — Это ритмическая композиция.

Виль зафыркал:

— Вот уж точно, ритмическая! Куда смотрела цензура? Это же порнография натуральная, господин художник. Вот что это, как не хрен?

— Да ладно тебе. Цензура эти картинки презирает, худсовет тоже. Да я и не показываю.

— Хрен, спрашиваю, или не хрен?

Рамиро хмыкнул, но ответил обтекаемо:

— Мне тут нужна была диагональ.

— Кстати, о хренах. — Элспена вернулся к столу, пошевелил пальцами над газетой и выбрал кусок скумбрии помясистей. — Давали тут прямой эфир из Вьенто Мареро, про строительство новой авиационной базы, брал я интервью у наших соколов. И вот, на вопрос «Что вы думаете о гибели рейны Амарелы?» один прекрасный сэн вдруг заявил: «Хрена она погибла!» То есть, ни коим образом не погибла, видел, мол, и осязал, слово чести. Своими глазами, мол, видел, своими эмм… членами осязал. Ажно в Маргирее. Так и сказал. Стоит, морда наглая, глаза бесстыжие, лыбится наипаскуднейшей макабринской улыбкой — и ни шагу назад. Я чуть микрофон не уронил, но поздно — все пошло в эфир. Вот это была сенсация!

— Кто-то из макабринских офицеров сказал, что рейна жива? — удивился Рамиро. — Эээ… я правильно понял?

— Угум, — Виль покивал с набитым ртом.

— Это или провокация какая-то, или…

— Или чистейшая правда, — Виль облизал пальцы. — А если учесть, что вчера чересчур откровенного сэна приказом короля отозвали в столицу, то я почти уверен, что это правда. Я порасспрашивал о парне, у него три медали «За безудержную храбрость». Похоже, он собирается получить четвертую. Надеюсь, не посмертно.

— Что?

Виль отмахнулся.

— Это я о своем, не обращай внимания. Тут у вас сенсация похлеще, покусились на святое. Я примчался, с самолета — к тебе, но ты, не знаю, каким тебя плохим словом обозвать, расплевался с господином цензурой. И теперь мне придется искать истину длинным извилистым путем.

— Ну, извини. Я о тебе в тот момент не подумал.

— Да ладно. В следующий раз думай.

— Наглец ты, Виль

— Я не наглец, а журналист. Работа такая. В нашем деле без связей — никуда.

— А семейство твое где? — переменил тему Рамиро.