Химеры (СИ)

Асерли неслышно взвыл, потом захохотал, откидывая назад голову и щеря акулий рот, плеснули молочно-белые волосы. Сходились и расходились кожистые крылья. У него сегодня был выходной. Он был чрезвычайно доволен жизнью, происходящим и сами собой. На улицах Катандераны полуночные твари безнаказанно жрали людей.

Энери отложил бинокль, на несколько секунд зажмурился от ненависти, подышал и аккуратно снял кожаный колпачок с оптического прицела.

Разбирались с оружием триста лет назад, разберемся и теперь. Очень надо.

Он немного потаращился в полупонятные треугольники прицельной сетки, посчитал в уме, навелся и, не дыша, спустил курок.

Наймарэ, видимый в оптический прицел куда хуже, чем в бинокль, перестал бить крыльями и замер. Похоже, Анарен попал в шпиль или еще куда, и тварь услышала звук ударившейся пули. Он проклял незнакомое, хоть и такое могущественное оружие, постарался вспомнить герейновы поучения, сделал поправку, снова выстрелил, и еще, и еще раз.

Наймарэ дернулся, сорвался со своего бронзового насеста и начал падать. Пуля, конечно, не пробила его броню, Анарен и не надеялся — чешуи наймарэ будут покрепче любого доспеха, но, вероятно, сильный удар повредил мышцы и кости. Он снова схватился за бинокль — наймарэ летел медленно, как-то криво, его заваливало на бок — одна из пуль повредила перепонку крыла.

Энери, которого потряхивало от злой радости, снова поймал полуночного в перекрестье и выстрелил, целясь в проклятую белесую рожу.

Не попал.

Асерли, шипя от злости и теряя высоту, с немыслимой быстротой спикировал с университетского шпиля и покрыл ту милю, которая разделяла их. Мгновение, и в Энери врезалась крылатая туша, летящая со скоростью пушечного ядра.

Его отнесло к чердачной пристройке и садануло о стену.

— Ас-с-с-с-с-с-с! — широкая щель рта раззявилась. Асерли кинулся и встал коленями ему на грудь. Схватил за ворот, ударил когтями. Щеку располосовало в лапшу. На плечо брызнуло теплым.

— С-с-самонаденная с-з-з-з-зануда! С-с-с-с-что ты лес-зешь не в с-с-свое дело!

Бездонные черные щели вместо глаз, приплюснутый нос, акулья пасть — так и ходят там, внутри безгубого рта, ряды кривых прозрачных игл и обведенный синеватой чешуей язык.

Могущественное Герейново оружие отлетело от удара — не дотянуться.

Анарен зашипел в ответ, выпростал руку и рванул наймарэ за поврежденное крыло. Ударил коленями, скинул с себя хлопающую парусиной и скрежещущую тварь, взвыл от переполняющей его полуночной ярости.

Убить! Убить! Убить!

— Дос-с-стал ты меня, Нож, — выплюнул Асерли. — С-с-с-снова бы тебе пос-с-спать…

Прыжок, удар кожистых крыльев, каменной твердости пальцы сжали горло — Анарен вцепился в окованные броней запястья, выгнулся; чертов наймарэ сминал ему трахею, скользя когтями по окровавленной коже. Легкие рвались без воздуха, в глазах поплыло.

Смоляные провалы глаз приблизились, оскал растянулся в улыбке. Белые пряди липли к щекам и ко рту.

— С-с-с-с-спи, Нож, — неожиданно ласково просипел демон. — С-с-с-спать пора, уснул с-с-сверчок…

Иерархия иерархией, а силы были не равны. То есть, даже близко не равны.

Анарен уже уплывал в привычное небытие, с какой-то даже благодарностью скребя пальцами по бритвенно-острым чешуям, но в дверь на крышу затряслась. Энери почуял удары, скорее, кожей: слух отказал. Еще сильный рывок — дверь вылетела, и защелкали выстрелы.

Асерли взвыл, разжал пальцы, его куда-то отнесло и стало тихо. Энери со всхлипом дышал, кашляя и машинально прижимая руки к горлу. По пальцам текло. Темная тень остановилась над ним — он сфокусировал взгляд.

— Каррахна, — сказал низкий голос Мораг. — Нокто, Снегирь, глядите — Лавенги мне будут здорово должны.

* * *

Гваль безнадежно смотрел в завитые спиралью облака, чуть подцвеченные красным. Сосуды в глазах, похоже, полопались. Смотреть — это было все, что он мог делать.

Когда с неба посыпался ливень из зубастых и клыкастых чудовищ, место которым на страницах библиотечных бестиариев, а не в Северных водах, он кинулся к пулеметной спарке, потому что та молчала, потом увидел, как два — дракона? серпьента? боги фоларийские, да что бы это ни было! — догрызают тело пулеметчика, тягая его в разные стороны, как мышиный трупик. Металлическое ограждение было разворочено словно прямым попаданием. На выдранном клоке — следы стальной твердости когтей.

Выстрелил из пистолета, одна из тварей бросила труп с безвольно мотающейся головой, поползла к нему, шипя, скрипя и топорща крылья. Потом блеснуло, разорвалось, глаза ожгло вспышкой, и его отшвырнуло к рубке, на палубу и привалило куском обшивки. По палубе разливался жирный едкий дым, Гваль не мог сообразить даже, что горит. Кричали люди.

Он сначала пробовал выбраться из под придавившей его железки, дернулся, ребра хрустнули, стало тяжело дышать, разбитый рот наполнился соленым, тягучим.

В щель, оставленную ему сверху, скупо виднелся кусок неба, по которому прямо сейчас тянулся огненно-дымный след падающего самолета, перечеркивая испестренное тенями облако. На крыльях у самолета были потемневшие, но хорошо различимые серебряные полосы.