Он вновь лёг на своё место и молча выключил свет. Некоторое время они лежали в тишине, каждый знал, что другой не спит.
– Почему я тебе не нравлюсь? – раздался в темноте вопрос.
Этого ещё не хватало. Давид тяжело вздохнул.
– Мы можем просто лечь спать? – поинтересовался он мрачно, чувствуя, как вновь поднимает голову задремавшая было злоба.
– Да, – он скорее догадался, что она кивнула. – Как только ты ответишь на мой вопрос.
Судя по шороху и продавившемуся матрасу, она села, её рука легла на его плечо:
– Скажи мне, почему я тебя отталкиваю? Это из-за того, что я химера? Или я не симпатична тебе как человек? Или это из-за того, что я не всегда успевала сдать отчёты?
Несмотря на шутливый тон, её рука уверенно прокладывала путь от его плеча к груди. Он поймал её кисть и отвёл в сторону. Преобразившись в Кристину, она убила любое желание, и лучшее, что София могла сделать – молча лечь спать.
– Значит, Лотти из «Вонючего Дна» тебя заинтересовала, а я…
Зря она напомнила об этом. Воспоминания о той ночи до сих пор вызывали раздражение, которое сейчас попало на благодатную почву и грозило преобразиться в гнев и жестокость.
– Ну, если она тебя так пленила, я обращусь и в неё.
– София! – строго произнёс Давид, и видит Бог, он хотел спасти её от того, что, уже знал, последует дальше.
Она отодвинулась, почувствовав, наконец, его опасное настроение.
– Что меня должно заинтересовать? – нарушил он тишину.
Она молчала, в темноте угадывался лишь неподвижный силуэт.
– Ты же… никакая, – он не хотел произносить это вслух, но слова сами вылетали изо рта. – Кажется, что у тебя много лиц, а на самом деле – нет ни одного. Есть много масок, но если их снять, там – пустота. Ты и сама не знаешь, кто ты такая, что из себя представляешь, чего хочешь в этой жизни.
Он знал, как ранить. Слыша её неровное дыхание, понимая, что уже сделал больно, Давид продолжил:
– И что во всём этом должно меня привлекать? Вопреки расхожим представлениям, мужчинам иногда тоже важна личность партнёра. Всё, что можешь предложить ты – сомнительное счастье проводить каждую ночь с новой женщиной.
Наконец он замолчал. Долгое время они сидели в тишине. Затем он услышал, как она тихо, словно украдкой, шмыгнула носом.
– Плачешь? – с досадой уточнил он, хотя и так знал ответ.
Она не ответила.
– Я не хотел тебя обидеть. Но ты настаивала на ответе, и…
– Заткнись уже, – проговорила она, давясь рыданиями, а затем выскочила из комнаты в ванную.
Там включился душ, и больше Давид не мог услышать ничего. Около четверти часа он ждал, когда София вернётся. Злость, напившись чужих страданий, улеглась, очнулись другие, более добрые чувства. Но София не приходила, и Давид в конце концов уснул. Оказалось, София попросила горничную разбудить их в пять утра, поэтому, позавтракав в полной тишине, они собрались покинуть дом Сезаров, даже не попрощавшись с хозяевами. Давид, отдавший накануне свой костюм и рубашку горничной, чтобы она «освежила» одежду, получил чистый и выглаженный комплект, что позволило ему снова чувствовать себя уверенно, будто в броне.
Но когда София и Давид уже были в холле, к ним поспешно спустилась Кристина. Белоснежный костюм из мягкой ткани красиво контрастировал с загорелой кожей, светлые брюки, ласкающие пол, указывали на то, что хозяйка не планирует долгих пеших прогулок или посещения кварталов, где тротуары не моют шампунем. Она выглядела свежо и бодро даже в столь ранний час.
– Жаль, что вы уходите так скоро, – она подошла к ним, – я хотела бы познакомиться поближе.
Последние слова адресовались Софии.
– В другой раз, – бросила та бесцветным голосом.
Кристина улыбнулась и ответила вежливым «конечно», а затем повернулась к Давиду:
– Я была рада тебя увидеть. Надеюсь, вы навестите нас вновь.
Давид ничего не ответил, просто кивнул и вышел. Не в этом столетии, Кристина, не в этом столетии.
Они намеревались пройти к калитке, но чёрный автомобиль, стоявший у самой двери, преградил им дорогу. Оттуда вышел водитель:
– Господин Сезар велел доставить вас, куда потребуется.
Давид собирался отказаться, но им нужно было добраться до штаб-квартиры Леопарди как можно раньше.
Они сели в салон и меньше чем за четверть часа добрались до площади Согласия. Напряжение между Давидом и Софией стало почти осязаемым, но ни один, казалось, не собирался что-то с этим делать.
Они прошли к центральному входу ещё закрытого здания и сели на невысокий кирпичный парапет, вдоль которого росли пышные кусты.
Началось томительное ожидание.
Прошло не менее часа, прежде чем София сказала:
– Ты не прав.
Давид, полностью погружённый в свои мысли, недоумённо взглянул на неё.
– В чём же?
– Я настоящая есть. Как бы я ни вела себя, моё внутреннее ощущение себя неизменно. Оно есть. Внутри я… внутри я одинаковая. Мои чувства не меняются вместе с лицом.
Давид на мгновение прикрыл глаза, затем всё же взглянул на Софию.
– И какая же ты? – спросил он с искренним интересом.
Она несколько секунд смотрела ему в глаза, а затем, чуть сощурившись, ответила:
– Так это не работает, Давид. Хочешь узнать – разбирайся сам. А не хочешь – не буду настаивать.