Но в «словесной войне» такого рода заверения стоят меньше всего. Да, с авансцены исчезли требования военного отбрасывания и сокрушения коммунизма в Европе. Но только с авансцены и взамен пришла программа «наведения мостов» для «размягчения» социализма, для поощрения всех антисоциалистических сил, для попыток пробить брешь в социалистическом содружестве. Конечно, подобные конечные цели пропагандируются в «теоретических» трудах различных «знатоков» Советского Союза типа Кеннана или Бжезинского, об этих целях редко говорится в радиопередачах. Зато радиопрограммы целиком построены так, чтобы пропагандистски содействовать осуществлению данных целей.
Широк набор фальсификаторских приемов, используемых ныне в психологической войне. Здесь безудержное восхваление капитализма, маскировка его под «демократию», под «народный строй», «общество благосостояния». Чего стоит один пропагандистский термин «свободный мир», в который, по циничному разъяснению самих адептов психологической войны, следует включать все страны, «свободные» от влияния СССР, — будь то греческий фашистский режим или южнокорейское диктаторское правительство, опирающееся на американские штыки. К числу таких приемов относится преувеличение значения пусть совершенно несущественных, но «выгодных» фактов и, наоборот, преуменьшение роли по — настоящему важных, но «неудобных» для империалистов событий. Действительно, основные проблемы отодвигаются в сторону, уступая место надуманным, порой совершенно ничтожным вопросам. К тому же разряду относится фальсификаторское «упрощение» или прямое искажение реального положения вещей, сознательное его извращение. Особые усилия прилагаются к тому, чтобы скрыть пропаганду под маской «делового», «беспристрастного» пересказа и разбора фактов (разумеется, тенденциозно подобранных и освещенных), политического смысла и характера явлений общественной и политической жизни (особенно социалистических стран).
Чтобы усилить свое воздействие на аудиторию, зарубежные пропагандистские центры стремятся создать впечатление, что они являются монополистами в распространении определенного сорта важной или сенсационной информации, даже когда такая информация целиком состоит из простого обыгрывания общеизвестных фактов с помощью провокационных вымыслов и комментариев. Содержание современной психологической войны — оголтелый воинствующий антикоммунизм, вне зависимости от того, в какой упаковке его преподносят, насколько он маскируется, насколько искусно империалистические пропагандисты притворяются, будто их заботит лишь усовершенствование социалистического строя, и с какой долей иезуитской изворотливости они оперируют при этом терминами и понятиями, привычными для советских людей и населения других социалистических стран.
После второй мировой войны на Западе, особенно в США и Западной Германии, возникла и стала быстро развиваться реакционная «советология», или «кремнология». Уже в конце 1963 года в США имелось 20 специальных центров по изучению СССР и мирового коммунизма, включая Русский институт при Колумбийском университете. В 1956–1962 годах в США было опубликовано около 9 тысяч книг и статей о дореволюционной России и СССР[340].
В ФРГ так называемые «остфоршунгом» — изучением Советского Союза и других стран Восточной Европы — занимается более 100 различных учреждений (в три раза больше, чем в гитлеровском рейхе), включая такие крупные центры, как Мюнхенский институт Восточной Европы, Геттингенское исследовательское общество, Федеральный институт по изучению марксизма — ленинизма (в Кёльне) и другие[341].
«Кремнология» призвана подвести наукообразную базу под главные тезисы антисоветской и антикоммунистической пропаганды. Вместе с тем читатель, который познакомился с предшествующими страницами нашей книги, легко поймет, насколько сама эта «кремнология» покоится на фальсификациях и вымыслах реакционной прессы 20–30–х годов. Она опирается и на реакционные концепции общественного развития, распространенные в современной буржуазной экономике, социологии, историографии.
К числу этих концепций относится лжетеория постепенного превращения капитализма в «строй всеобщего благосостояния», исчезновения революционности пролетариата, а потом и растворения его самого в каком‑то «едином среднем классе».