Германские полицейские власти, осуществляя задуманную антикоммунистическую провокацию, усердно собирали свидетельства того, что ван дер Люббе не действовал, да и не мог действовать, в одиночку. Подобное доказательство было необходимо подручным Геринга и Геббельса, чтобы обосновать сфабрикованную ими ложь: голландец «совершил поджог по заданию компартии с целью дать сигнал к свержению в Германии существующего строя». Слишком поздно сообразили заправилы процесса, что эти розыски сообщников ван дер Люббе — в условиях, когда Димитров и его соратники беспощадно разоблачали нацистские фальшивки, когда немецкие коммунисты, не только рискуя, а прямо‑таки жертвуя жизнью, давали правдивые свидетельские показания на суде — могут привести к самым неожиданным и неприятным для нацистов открытиям. Димитров сразу же и до конца использовал этот промах врагов, что помогло внести ясность в вопрос, кто являлся поджигателем рейхстага.
Димитров еще при чтении обвинительного акта обратил внимание на одно обстоятельство, которое потом было подтверждено показаниями всех свидетелей — крайне быстрое распространение огня. Менее чем за полчаса пламя охватило массивное каменное здание, в котором не было легковоспламеняющихся предметов, обрушился даже стеклянный купол над залом пленарных заседаний, и огонь вырвался наружу. Вызванные в середине процесса три эксперта дали заключение, что рейхстаг был подожжен несколькими лицами, действовавшими очень умело и с помощью многих технических средств (например, большого количества жидкого горючего и различных химических препаратов, от которых только и могли быстро загореться обшивка стен зала заседаний и дубовая мебель). Критически анализируя свидетельские показания, в том числе и явно сфабрикованные данные допроса ван дер Люббе, на предварительном следствии, Димитров установил, что в здании рейхстага были произведены два поджога. Один небольшой пожар был действительно вызван ван дер Люббе в помещении ресторана при помощи угольных разжигалок, салфеток, занавесок. Но этот небольшой пожар, который бы погас сам собой, не имел отношения к поджогу, от которого пламя охватило все здание. Главный пожар был вызван поджогом в зале пленарных заседаний с использованием технических средств[290].
Следует добавить, что пожар имел 30–40 очагов, его удалось погасить только через два часа.
Ван дер Люббе утверждал, что действовал в одиночку. Но на предварительном следствии он говорил и о «других». На суде у него однажды вырвалось: «Я слышал голоса в соседнем помещении».
В ходе судебного следствия выясняется возможность, что поджигатели проникли через подземный ход. Это был настоящий лабиринт, в котором могли разобраться лишь люди, хорошо знакомые со зданием, а не полуслепой ван дер Люббе. Одно из ответвлений подземного хода заканчивалось непосредственно у швейцарской дворца Геринга, там постоянно дежурили эсэсовцы и штурмовики.
Этот вывод Димитрова, который был сделан еще на суде, позже получил многочисленные подтверждения. Сохранилось письмо, написанное главарем берлинских штурмовиков Карлом Эрнстом, который вскоре в числе других нацистов, оппозиционных в отношении Гитлера, был убит в «ночь длинных ножей», летом 1934 года. По утверждению Эрнста, он участвовал в совещании вместе с Герингом, Геббельсом и начальником берлинской полиции графом Гельдорфом. На этом совещании обсуждались различные варианты политической провокации, которая послужила бы удобным предлогом для развязывания кампании террора против коммунистов. Отвергнув первоначальный план — инсценировку покушения на Гитлера, — нацистские главари решили поджечь рейхстаг с помощью надежных людей, которые проникнут в здание через подземный ход, оканчивающийся у резиденции Геринга.
Через некоторое время после совещания Эрнсту было сообщено, что нашли лицо — голландца ван дер Люббе, которого решили выдать за коммуниста и свалить на него вину за поджог.
Это признание Эрнста дополняется свидетельством некоего Джона Каэна, который проживал в 1933 году в Германии, а потом бежал в Англию. В его письме, которое опубликовала 20 марта 1961 года газета «Дейли телеграф», говорится, что Каэн присутствовал на сеансе «прорицателя» Яна Гануссена, пользовавшегося известностью среди суеверных нацистских верхов. Гануссен заранее узнал у Эрнста о готовившемся поджоге. Гельдорф вручил Гануссену запечатанный пакет, где находилась бумага, содержащая вопрос: «Достигнет ли в ближайшие несколько дней цели группа с тщательно разработанным планом?» Шарлатан в ответ написал: «План группы вполне удастся, вижу, как горит объятый пламенем знаменитый Валлотт». Зданием Валлотт берлинцы именовали рейхстаг. Немногие дни отделяли эти «пророчества» от поджога рейхстага. (Гануссен был арестован через несколько недель после этого и убит. Гельдорф был повешен после раскрытия «генеральского заговора» против Гитлера в 1944 г.)[291].