Мне было неловко от того, что пришлось прибегнуть к физической расправе, но совесть меня долго не мучила, наверное, во мне говорят гены казаков, что испокон веков осаживались по моей линии и закрепились в крови. Такого рода наказания у них норма. Мой прадед был атаманом донского казачьего войска, и последующие предки не ниже атаманов.
И всё же, глядя на мужчину средних лет, который после наказания, в одиночестве скулил на мокрой гальке, мою душу что-то кольнуло, меня поразил вид его одиночества, никого нет рядом с ним, он один и непонятно зачем он украл сковородку, которую так и не нашли. Наблюдая за ним, во мне появилось сомнение, что вообще была кража, что-то не вяжется с его тщедушной фигурой и лицом сельского учителя. А вдруг произошла судебная ошибка, и его избили по наговору? Меня словно окатили из холодного душа, я встрепенулся и с тревогой посмотрел на Аскольда.
- Не жалей, это не твой больной, мой пациент и я знаю как с ними вести диалог, - мой друг вызывающе взмахивает бородкой.
- Я не об этом, - мрачно произношу я, - не было никакого дознания, по словам лишь свидетелей ... так можно докатиться неизвестно до чего. А вдруг он не причём?
- Свидетелей было три, а это вполне достаточно, - невозмутимо произносит Аскольд.
- Но сковородку так и не нашли. Что на это скажешь?
- Не раскаялся, - в его взгляде появляется лёд. - Но это дело поправимо, я ему дал тайм аут, не скажет сейчас, пообещал скормить его акулам.
- Ты не слишком много на себя берёшь, - с угрозой говорю я.
- Пообещал, не значит, что сделаю, - усмехается Аскольд. - Но ... вроде как он дошёл до необходимой кондиции, не обращая на мой протест, идёт к бедолаге, втыкает рядом с ним копьё и, вздыхая, произносит: - Мне жаль это делать, но придётся тебя отдать акулам.
Несчастный затравленно глянул на спокойное лицо Аскольда, затем переводит взгляд на море и в ужасе округляет глаза, совсем рядом чертит воду огромный плавник.
- Почему ты так уцепился за эту дурацкую сковородку, она не стоит твоей жизни? - Аскольд с сожалением вздыхает, подзывает двух охранников и приказывает: - Связать и скинуть с той скалы, там глубины и много акул.
Только я встрепенулся, чтобы запретить этот чудовищный приказ, как мужчина рухнул на колени и, разбрызгивая слюни и сопли заголосил: - Там она, под корнями можжевельника.
Аскольд кивает охранникам, через некоторое время они приносят добротную сковороду, вероятно с титановым покрытием.
- Зачем? - Аскольд присаживается рядом с мужичком. - Я ещё могу понять, нож, топор ... но сковородка?!
- Ксюха о ней мечтала, - сквозь слёзы прорыдал мужчина, - обещала стать моей женой ... если принесу ей именно эту сковородку, совсем замучилась на палочках готовить.
- Гони такую прочь, - с брезгливостью говорит Аскольд. - Но тебе, дорогой, придётся с месяц посидеть в пещере.
- Я не могу, у меня клаустрофобия, - уныло мямлит мужчина с лицом сельского учителя.
- Тогда пойдёшь добровольцем лес рубить для забора.
- Лучше к медведю, чем сидеть в темноте целый месяц, - закатывает глаза несчастный.
- Дурак, - пожимает плечами Аскольд, - я б посидел, отдохнул малость, дни такие сумасшедшие, совсем продуху нет.
Вновь наш заготовительный отряд валит лес, мужичонок старается из всех сил, но через час приходится отстранять его от работы и заниматься перевязкой, он до крови стёр себе ладони.
- Ты кем был раньше? - обрабатывая его раны, спрашиваю я.
- Учителем в селе Приветливом.
- Сельским учителем? - переспрашиваю я. Вот так да, оказывается, моё мнение о нём сложилось правильное.
Мужчина истолковал моё удивление по-своему: - Да мне самому было противно красть ... но я здесь один, никого нет, а тут Ксюха ... такая ладная.
- Козёл ты, - не выдерживаю я и заканчиваю перевязку. - Займись обрубкой тонких сучьев.
- Попробую, - взмах и топор падает на землю, едва не отрубив ему пальцы на ногах.
- И что мне с тобой делать? - я в нерешительности развожу руками.
- Пускай работает! - зло прошипел один из братьев.
- Он потащит ствол, - распоряжаюсь я.
- Это мы все и так делаем. А сейчас он, что, отдыхать будет, когда правильные пацаны лес рубят?
- Будет отдыхать, - я с раздражением сплёвываю и подскакиваю к сибирякам, помогая направить дерево в нужную сторону.
Я совсем забыл о сельском учителе, мы до изнеможения обрубаем ветви, затем принимаемся за другое дерево - стоит треск, ругань, летят в стороны листья и сучья. Несколько часов непрерывной титанической работы, но вот, ещё шесть брёвен лежат в сочной траве, до вечера нужно их перетащить в лагерь.
Отдыхаем, в глазах мелькают мухи, я с ужасом думаю, что такой темп нужно выдержать ещё дня два, а от учителя толку никакого. Аскольду говорить не буду, а то придумает для бедолаги другое наказание. А, кстати, где он? Я выглянул из наваленных веток - все на месте: отдельно от нас - два брата, сибиряки расположились рядом со мной, а учителя нет.
- Куда он делся? - я с усилием поднимаюсь. Один из братьев злобно ухмыляется: - Я ему пообещал помощь, - с угрозой произносит он, - а тот, возьми, да и прыснул в заросли.