- Что сделал, прыснул, сбежал, что ли? - не понял я. - Куда, в лагерь?
- Дёрнул в сторону тех гор, - хохотнули братья.
- И вы его не остановили? Ну, я вами ещё займусь, подъём! - заорал я.
Сибиряки вскакивают, хватаются за копья, братья откровенно ржут.
- Что случилось? - звучат встревоженные голоса.
- Учитель пошёл в сторону логова медведя! - я с силой вгоняю остриё копья в ствол дерева.
- Тише! - один из мужчин касается пальцем губ.
Мы замерли, даже братья утихли. Внезапно раздаётся далёкий рёв и крики,
полные страдания и боли, но всё быстро смолкает, вновь тишина, лишь чирикнула птица, и прогудел шмель.
- Отмучился, - мужчина с лицом морёного дуба, я его знаю по прозвищу, Прелый, перекрестился. - Никчемный был парнишка, но не злой ... жалко.
Братья заржали, но слышится хлёсткий удар и кто-то из них обиженно заскулил. Мне хочется их убить, просто зуд, какой, с ненавистью смотрю в их наглые лица, они пытаются кривляться, показывая этим свою значимость, но встретившись с моим взглядом, бледнеют.
- Вот что я думаю, а не послать ли вас к арктодусу? У меня зреет ощущение, что от вас толку как от козлов молоко. Зачем мне лишние проблемы? - я оборачиваюсь к сибирякам. Самый старший в их группе мужчина, Арсений Николаевич, он почти старик, но до сих пор крепкий и моложаво выглядящий, одобрительно кивает, в его глазах мрак, он с удовольствием поглаживает огромное копьё, мне кажется, едва сдерживается, чтобы не запустить его в подонков.
Тот, у которого выбиты передние зубы, напрягается, бросает вороватый взгляд на людей, слышит насмешки, оборачивается к брату, тот вжимает голову в плечи, с опаской глянул в степь и словно дёргается в конвульсиях: - Это не по закону, - проскулил он.
- По какому такому закону? - я откровенно потешаюсь. - Мы ещё их не составили, князю Аскольду всё некогда.
- Это неправильно, оценивать нас как того доходягу, - сплёвывает беззубый, - мы правильные пацаны ...
- Меня тошнит от вашего жаргона! - резко перебиваю я его. Братья расценили мой взрыв по-своему, переглянулись, и неожиданно бросились в лес.
- Стойте, придурки! Да никто вас не собирается гнать к медведю ... я пошутил! - запоздало выкрикиваю я.
- Набегаются, сами приползут, - с брезгливостью произносит молодой парень.
- Идиоты, они побежали в сторону, где живёт то членистоногое, - я в замешательстве и чувствую, что совершил преступление, ведь там, их ждёт верная смерть.
- Ну, и ладненько, хлопот меньше, - успокоился Прелый.
- Их необходимо остановить, - ощущая вину, говорю я.
Арсений Николаевич с уважением смотрит на меня, но в глазах не соглашается: - Ты ещё совсем молод, Великий князь Никита, быть добрым, это хорошо ... но не всегда, сам не поймёшь, как на шею сядут, и не сбросишь уже никогда. Если так распорядилась ситуация, зачем рвать жо...у. Что касаемо меня, я и раньше не видел в них людей, а сейчас и подавно.
- Но они люди, ведь так? - подавленно произношу я.
- Не знаю, - брезгливо кривит губы Арсений Николаевич. - Ох, Великий князь, не обтрепала тебя ещё жизнь, - с заботой и участием говорит он и мне становится стыдно: - Ну, и ладненько, - как и Прелый говорю я, - набегаются, бог даст, приползут.
- Вот это по-нашему! - хлопает меня по спине мозолистой рукой Арсений Николаевич.
Странно, но брёвна мы таскали как обычно, даже не так устали, когда с нами были два брата, вероятно, они больше косили, чем работали ... а хрен с ними!
Народ занимается забором, смотрю с гордостью на людей, с каким воодушевлением работают, слышится ругань, но и шутки и смех - здорово, всё налаживается.
- Никита Васильевич, - я слышу робкий женский голос, оборачиваюсь, встречаюсь с требовательным взглядом полногрудой девицы, - я Ксения, - она замолкает, опускает взгляд.
- Ксения, Ксюха? - переспрашиваю я и у меня защемило под сердцем.
- Конечно, я была стервой, дрянью ... я и без этой злосчастной сковородки его люблю ... вот сейчас это поняла ... как была не права. Вы извините меня и его, Никита Васильевич, накажите лучше меня, а его отпустите. А где он?
Меня словно пронзило током, отвожу глаза, она неожиданно хватает меня за грудки: - Что вы с ним сделали?!
- Несчастный случай, - с трудом произношу я, - он погиб, но не как вор, как нормальный честный гражданин.
Она отшатывается, в ужасе смотрит на меня и начинает выть, тонко по-бабьи, и от этого становится жутко.
Сижу на берегу моря, ночь, луна окрашена в кровавые тени, на душе неспокойно и гадостно.
- Что такой смурной? - Аскольд присаживается, бросает в воду жменю мелких голышей и наблюдает, как они, вспыхивая, исчезают радостным фейерверком в тёмной пучине моря.
- Арктодус вновь полакомился человечиной, так больше терпеть невозможно, его надо убить.
- Что ж, проведём разведку с боем, засиделся я в лагере, - соглашается мой друг, ободряюще хлопает о плечам, - не переживай так ... а той бабе будет наука, я б отстегал её по голой жо...е, чтоб впредь умнее была.
- Ей и так досталось, - я зачёрпываю гальку, швыряю в воду и наблюдаю, как в глубине расцветают огненные пятна.