В стволе пушки в момент выстрела возникает чудовищное давление в 3 тысячи атмосфер и температура в 2500 градусов. Но, по крайней мере, это длится только сотую долю секунды! А Габер предлагал строить заводские аппараты, которые непрерывно, день и ночь, работали бы под огромным давлением и при высокой температуре. И притом требовалось, чтобы они нигде не давали течи, чтобы все соединения были плотны, герметичны, как у любого баллона с сжатым газом. Где найти такой прочный металл, который удовлетворял бы столь неслыханным требованиям?
Завод, построенный у кратера действующего вулкана, и тот, казалось, был бы в большей безопасности, чем завод для добывания аммиака из воздуха!
Все же Габер убедил инженеров приехать посмотреть на его лабораторную установку.
Инженеры явились, заранее уверенные в том, что зря теряют время.
Но когда на их глазах азот, взятый прямо из воздуха, превратился в едкий аммиак, от которого щипало в носу и текли слезы, сердца их дрогнули. Это было слишком поразительно, слишком замечательно! Как опытные химики, представители фирмы достаточно хорошо знали, какое вялое, равнодушное, пассивное вещество свободный азот. Теперь ленивый газ, словно преображенный, активно участвовал в химической реакции, и это маленькое лабораторное чудо сулило им миллионы, огромные прибыли, наживу.
Соглашение состоялось.
Матерый делец, инженер Бош, взялся поставить заводское производство аммиака по способу Габера.
Ему пришлось преодолеть неслыханные трудности.
Катализатор Габера оказался чересчур нежен и чувствителен для заводской работы. Малейшие примеси в газе «отравляли» его, и он становился негодным. Пришлось изыскать сложные, но дешевые способы очистки газа. Пришлось подбирать новые катализаторы, в одно и то же время высокоактивные, но грубые и нечувствительные к «ядам».
Однако больше всего хлопот доставили самые аппараты для получения аммиака.
В мире не было такого металла, такой стали, которая длительное время выдерживала бы и жар, и огромное давление, и действие газов. Ничего не оставалось поэтому делать, как создавать новую металлургию, искать новые составы сталей.
Но вот наконец удалось, после долгих трудов, изготовить сверхпрочную сталь, чудо-металл. Нагретый до температуры 500–600 градусов, под давлением, которого достаточно было бы, чтобы разорвать обыкновенную сталь на клочки, как бумагу, этот удивительный металл стойко нес свою тяжелую службу. Вдруг новая беда: оказывается, через него просачивался изнутри аппарата водород!
Этот юркий, пронырливый газ — легчайшее, тончайшее вещество на свете — проникал сквозь плотный металл, как вода сквозь решето. К тому же он и химически действовал на металл, делал его хрупким.
Ценой огромных усилий Бош сумел справиться и с этим препятствием и со многими другими. В 1913 году, незадолго до войны, в городе Оппау был пущен наконец первый завод, вырабатывающий аммиак по способу Габера. А затем уже во время войны, когда аммиак научились превращать в азотную кислоту, в Германии стали лихорадочно строить еще и еще новые заводы для получения аммиака из воздуха, один мощнее другого.
Чего другого, а воздуха в Германии, блокированной со всех сторон, было достаточно…
В 1812 году, перед самым вторжением Наполеона Бонапарта в Россию, некий Севергин издал в Петербурге книгу под названием «Наставления о лучших способах добывать, приготовлять и очищать селитру».
В те времена даже ископаемая чилийская селитра еще не была известна, и селитру для пороха добывали из испражнений животных.
Ученый Севергин подробно расписывал в своих «Наставлениях», как он собрал у себя в саду кучу нечистот, как целое лето хлопотал над ней и посыпал известкой и как много он при этом получил селитры. Он очень гордился своими успехами и настойчиво советовал всем помещикам заводить такие кучи в своих парках и садах… дабы приятно изумлять ими своих гостей.
«Таким образом, — писал он, — любители Английских садов, заводя в приличных местах своего сада подобные курганы, могут, представляя для гуляющих нового рода внезапности (то есть сюрпризы), соединить удовольствие с пользой».
Не знаю, так ли уж велико на самом деле было это удовольствие, как ожидал мудрый Севергин, но что касается пользы, то о ней можно, с его слов, судить совершенно точно: за лето Севергин добывал с каждого ведра 4 золотника (то есть примерно 16 граммов) нечистой селитры.
«Количество немалое! — уверял он. — Ежели бы по всему пространству России только 1000 человек захотели заняться сим промыслом, в таком виде, как оный здесь показан, то бы Государство приобрело паки до 15 000 фунтов или 375 пуд селитры».
375 «пуд» — это на теперешние наши меры немного больше 6 тонн.
Такое количество связанного азота любой из советских аммиачных заводов добывает сейчас не в год, а в значительно более короткое время. И получает его, конечно, не из навоза, а из воздуха, с помощью высоких давлений, катализаторов и электрической энергии.