Нет, конечно же, она частенько проливала соленые слезки, становясь при этом на вид такой хрупкой, нежной блондинкой, которую захочется приголубить, защитить любому доблестному рыцарю. Она разбиралась в людях, знала, как ими управлять и прекрасно этим пользовалась. Те, кто понимал, зачем она это делает, не верил ни одной ее слезинке, но, когда речь заходит о любвеобильной и, как поговаривают, опытной Королевой, молодые люди почему-то теряли свою бдительность и, выпячивая грудь, наперебой начинали бороться за ее внимание.
Но сейчас она, краснолицая, совсем, как я недавно, с опухшими глазами и полопавшимися в них сосудами, размазывала косметику по щекам, периодически вытирая слезы и своим сбившимся дыханием, которое она отчаянно пыталась усмирить, невольно доказывала один простой факт. Эти слезы — абсолютно искренние. Ей действительно плохо. И вот тут-то стоит вернуться ко мне, потому что, повторюсь, я не представляю, ЧТО или КТО мог довести ее до ТАКОГО состояния. И… Мне ее жалко.
Налив в кулере воды в стаканчик, я медленно, будто приближаясь к опасному хищнику, подошла к Нике, а потом, поняв, что она совсем не собирается кидаться на меня и перегрызать мне глотку, присела перед ней на корточки.
— Ник, — позвала я, и девушка подняла голову. Слой штукатурки, не подготовленный к такому эмоциональному всплеску, растекся так, что среди черноты дорогой косметики на меня растерянно смотрели голубые глаза. — На, вот…
Я протянула стакан с водой, и Королёва неуверенно взяла его у руки и сделала пару глотков.
— Ты лучше сразу, залпом, помогает, правда, — порекомендовала я, все еще сидя перед ней на корточках, и она, как ни странно, послушала меня и выпила всю воду до дна. — Еще? — спросила я, забирая из ее рук стаканчик.
Ника кивнула, тяжело выдыхая, а я поднялась, чтобы налить ей еще водички. Второй стакан она так же быстро и залпом осушила. На мое предложение третьего стакана с водой девушка отрицательно помотала головой. Потом же я, совершенно не понимая, чем еще могу помочь ей, Нике Королевой, человеку, который меня так яро ненавидит и которого мне так отчаянно жалко, села перед ней по-турецки и, протянула руку, дотронувшись до ее коленки.
— Дмитриева, от твоей жалости только хуже становится, — проговорила Ника каким-то чужим булькающим голосом. Интересно, я когда рыдаю, тоже так блею?
— Ну, попробуй как-нибудь это пережить, потому что тебе, как мне кажется, надо, чтобы тебя пожалели. А так как здесь, — я демонстративно оглянулась. — Нет никого из твоих верных подруг, то можно предположить, что ты с ними ничем не делилась?
Ника окинула меня подозрительным и прищуренным взглядом. Не надо быть гением, чтобы понять, я попала в яблочко. Случилось что-то такое, с чем ей не хочется делиться даже со своей привилегированной свитой. Не скрою, мне было правда интересно, отчего же она так плачет. Но гораздо больше я испытывала чувство жалости.
— И кому мне рассказывать, тебе что ли? — прошипела Ника.
— Можешь не рассказывать, — пожала я плечами. — Я просто сделаю вид, что тебя здесь нет и начну проверять музыку. Мне, знаешь ли, не хочется от Лидочки по шапке получить.
Я поднялась и щелкнула кнопкой «пуска» на музыкальном пульте и потянулась за проводом от колонок.
— Как она изменилась, да? — интонация, с которой она сказала эти слова, заставила меня тихонько улыбнуться. Ника будто бы снизошла до разговора со мной, хотя мы обе прекрасно понимали, что ей это необходимо — выговориться. — Все эти чертовы мужики! Дмитрий Николаевич ее отшивал столько времени, а теперь — вот. Обозлилась, стала настоящей стервой! — Ника шмыгнула носом. — Хоть на человека теперь похожа, а то ни рыбы, ни мяса!
Я усмехнулась, но для себя с неудовольствием отметила, как екнуло внутри просто от упоминания имени химика.
— Забавно, да? — Ника снова шмыгнула носом. — Ей вот на пользу это пошло. Умная она баба!
— Думаешь? — я мельком глянула на Нику и открыла окошко рубки, выходящее в актовый зал. Оттуда тут же стали слышны вопли этой «умной бабы» и среди проклятий отчетливо была слышна моя фамилия.
— Умная, поверь мне! Не стала тухнуть, собрала волю в кулак, и теперь ей не нужен никакой Дмитрий Николаевич! — я повернулась к Королёвой, открывая дисковод. — Нет, конечно же, если бы он… То она бы, не думая… А так… А вот я, — голос Ники дрогнул, и я, поставив диск с первой попавшейся музыкой, снова на нее покосилась, но уже опасливо. — Вот скажи, чего он нашел в тебе?!
Внутри меня все перевернулось уже в который раз, и я поддалась панике, прикидывая, кто же? Кто рассказал ей обо всем?! Фаня молчала, Паша молчал, неужели Аня?! Хотя, Ника могла узнать и от той же Фани, просто не говорить никому, выжидая подходящего момента. Неужели мои подруги вот так вот все разболтали?
Но потом я взяла себя в руки, вспомнив, что подобный разговор уже был, и тогда я, как и сейчас, решила, что речь идет о Лебедеве. Кстати, тогда дело закончилось дракой… Я неосознанно отступила на пару шагов назад от сидящей на полу Королёвой.