Химмельстранд. Место первое

Кемпер маленький. Молли села за кухонный столик, и ни для Улофа, ни для Леннарта места там не было. Они беспланово слонялись по вагончику. Леннарт решил проверить холодильник. Пошарил и вытащил сплющенный комочек свинца.

– В дверце сидела, – сообщил он. – Интересно, что у него за калибр?

Вопрос задан без всякой цели – ни тот ни другой ровным счетом ничего не понимали в оружии. Но Улоф все же взял пулю, повертел ее в пальцах и постарался отбросить неприятное воспоминание: в тот день, когда Хольгер Баклунд расстреливал его коров, он нашел неиспользованные патроны с подпиленными пулями [19] около сарая.

– Откуда мне знать. – Улоф поторопился вернуть пулю Леннарту, точно она жгла ему пальцы. – Калибр… – повторил он с отвращением.

Они взяли тряпки и начали протирать дверцы шкафчиков и мойку.

Молли, высунув кончик языка, старательно соединяла точки детской головоломки.

– А почему коровы умерли? – не поднимая глаз, спросила она.

Леннарт и Улоф застыли.

– Какие коровы?

– Ваши коровы, что тут непонятного.

– Наши коровы не умерли.

– Некоторые умерли, – не согласилась Молли. – А почему?

Леннарт подошел к столу, наклонился и попытался поймать взгляд Молли.

– Откуда ты можешь знать?

Молли скорчила недовольную гримаску. Ответила не сразу, сначала провела еще пару линий.

– Вы же сами сказали.

– Мы ничего про коров не говорили.

– Значит, мне приснилось.

Леннарт оперся на стол и тяжело присел на корточки. Теперь Молли трудно избежать его взгляда. Молли как ни в чем не бывало продолжала вычерчивать линии.

– Слушай… что это с тобой? Ты что…

Молли внезапно посмотрела на него и улыбнулась солнечной рекламной улыбкой.

– Откуда мне знать, что со мной? А что с тобой?

– Со мной? Со мной ничего. – В голосе Леннарта появились угрожающие нотки. – А вот… мы ничего не говорили про этих самых коров, так что откуда ты…

– Кончай, Леннарт, – Улоф положил руку ему на плечо. – Кончай.

– Да, – сказала Молли. – Кончай. Для тебя же лучше.

Леннарт поднял на Улофа глаза и посмотрел с выражением, которое нельзя иначе истолковать, как «ты слышал что-нибудь подобное?»

Улоф покачал головой.

– Пошли посмотрим растения.

– Ага! У вас есть растения?

Молли вскочила так резво, что чуть не сшибла Леннарта. Тому пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.

Улоф посмотрел на него – Леннарт покачал головой и помахал рукой направо-налево: никуда я не пойду.

Улоф и Молли вышли из вагончика.

Для тебя же лучше.

Леннарту было девять лет, когда лошадь лягнула его мать в голову. Потом она долго болела, неделями не вставала с постели, и никто не мог понять, в чем дело. После бесчисленных визитов к врачам решила обратиться к знахаркам, или, как она их называла, колдуньям. Отец именовал их шарлатанками.

В общем-то вреда от них не было – какие-то мази, декокты, травки, но Леннарт запомнил одну из целительниц – она появилась, когда ему было тринадцать. Звали ее Лиллемур.

Она была не похожа на других.

В отличие от других она даже не пыталась внушить Леннарту и отцу веру в свои методы. Даже объяснять не хотела. Но требования предъявила: у нее должен быть полный доступ к больной, и никто не должен ей мешать. Три раза в неделю по два часа дверь в спальню матери должна быть закрыта. А еще лучше, если домочадцы куда-нибудь уйдут.

Отец с отвращением поглядывал на ее кроваво-алый тюрбан, но молчал. Единственная причина, что он не выкинул Лиллемур из дома, – ее лечение впервые за несколько лет давало какие-то результаты. Мать чаще поднималась с постели, в глазах появилась ясность, которую они не видели с того самого дня, когда случилось несчастье. Отец был так рад улучшению, что Леннарт не смел даже заикнуться, что во вновь обретенной ясности маминого рассудка ему чудилось что-то пугающее.

На седьмой или восьмой неделе лечения его опасения начали оправдываться. Мама все чаще ссылалась на давно умерших родственников («я вчера говорила с Гудрун»), а главное, несмотря на изоляцию, она удивительным образом была в курсе всего, что происходит в селе. К тому же стала говорить о себе в третьем лице: «Черстин должна отдохнуть немного». «Эта штука очень понравилась Черстин».

Как-то раз Леннарт вернулся из школы. Лиллемур в этот день не должна была приходить, и он решил заглянуть к матери. Открыл дверь – и поразился: там сидела Лиллемур. Шторы были задернуты, на маминой ночной тумбочке горела большая восковая свеча. Леннарт инстинктивно сделал шаг назад – что-то в маминой комнате было не так.

Как раз недавно на уроке рисования они проходили законы перспективы, но, если бы он решил описать комнату матери в этот момент, эти знания оказались бы бесполезными. В комнате не было ни одного прямого угла, и еще странней: предметы, которые должны быть далеко, были совсем близко, и наоборот. Он мог сосчитать ножки мухи, сидевшей на шарике кровати в дальнем углу, а рукоятка двери, которую он только что открыл, казалась очень далекой.

Леннарт зажмурился. Когда он вновь открыл глаза, комната выглядела как обычно. Лиллемур встала и отдернула штору.

– Мама?