Хинд (СИ)

Далее, как потом вспоминал Шахин всё проходило как-то смазанно, хотя вообщем-то вполне неплохо.

Мать Бори узнала его сразу же и всю ночь и утро, пока днём её не забрал протрезвевший сын, не отходила от него ни на шаг. Шахин, с одной стороны, ощущал с ней скуку и нервозность, с другой – её монологи были довольно забавны.

Сам он, забравшись с ногами на софу в углу, смеялся потихоньку над Фарой, который, в новых тапочках, всё же вынужден было изображать вечнозелёное растение.

Старушка – Шахином она воспринималась как старуха, хотя ей ещё не было и 50, бормотала рядом тихо, медленно пережёвывая всякую еду, которую для неё поставили рядом с софой на отдельный столик. Шахин не понимал кыргызского, но отдельные общетюркские слова доносили смысл её речи:

- Сын мой.. Богатый теперь. Пусть женится – и умру. Не хочет жениться на девушке из нашего аула. Не хочет возвращаться в наш аул. Не хочет помириться с отцом. Отец жив должен быть. Когда меня забрал вот этот, - дрожащая рука указывала на разлёгшегося на ковре Шилу, - жив был. Умереть ему нету причины. Не любит его. Грех не любить родителей. Меня не любит.

Шахин напрягал все свои скудные знания тюркских языков, спрашивал, не рассчитывая, что его поймут:

- Неге.. Неге ойладыныз Боря Сизди сюйбай.. сюйбойт?

Она понимала, объясняла длинно, долго:

- Если любил бы, дома держал. От дома не выгонял бы. Матери хорошего ничего за всю жизнь не сделал. Ни разу ноги мне не помыл. Руку не поцеловал. Значит, не любит меня. Пусть женится – и умру.

- Ал.. ал.. улунуз кыргыз адетин унутты.. унуткан.. унут, унутат..

Женщина только морщила веки:

- Обычай как можно забыть. Он в крови. Если родился кыргызом – должен знать все обычаи. А не знаешь, значит, зря родился, злой человек. Не знающий обычаев – злой человек. Мать не любит, в АллахIа не верит. Обычай – половина религии.

От всей этой неграмотности, невежества почему-то веяло уютом. Шахин закрыл глаза и словно впал в детство. Женщина, увидев это, тихо пела что-то протяжное – кажется, колыбельную, и гладила его по лицу огромными шершавыми ладонями.

Пропустили полночь, час ночи.

Хотели поднять бокалы в два часа – по Варшаве, в которой с далеко не мирными намерениями бывал когда-то прадедушка Ганжи, служивший в рядах РКК, но в доме не оказалось достаточно спиртного. Собрались идти в магазин и уже выйдя на улицу и увидев вокруг пустошь, сообразили, что дом Шилы выстроен в лесополосе и до ближайшего магазина 10 километров. Никому не было охота ехать туда, а Ганжа, вспомнив, что у него во фляге почти дополна налит коньяк, предложил разделить его на всех. Шила для объёма разбавил его чайным грибом и получившееся пойло ввергло их всех в состояние приближённое к наркотическому.

Потом была рвота.

Фара, найдя в холодильнике трёхлитровую банку простокваши, в перерывах между беготнёй в туалет, варил подобие довги.

От довги всем полегчало, принялись за пешвенк.

Фара, гордый от похвальбы кулинарному таланту, поделился:

- Я специально готовить начал. ИншаЛлахI, буду вкуснее, чем Хомяк готовить, Севуля ко мне вернётся.

Шила посоветовал пожелать Севуле счастья, а самому пойти учиться на повара и жениться “всё равно на ком”.

Фара пообещал.

Светало.

Шахин открыл глаза и первое что увидел – непроницаемое, впавшее в дремоту, но всё равно зрячее морщинистое лицо. Глаза смотрели на него грустно.

- Мама! – сказал он и тут же вспомнив, что мамы-то у него и нет, не торопился просыпаться окончательно, грея себя иллюзией, что всё, что он знает, хранит в сердце – сон, а в реальности существует только это чужая женщина, которая смотрит на него, как мать на сына, потому что на сына смотреть таким взглядом ей вряд ли когда удаётся.

Шахин слушал кыргызский язык, думал, что вообще-то, жизнь стоящая штука, но изматывающая и он уже порядком от неё устал. Потом вспомнил мечту заиметь боинг. Стал считать, сколько ему надо зарабатывать, чтобы купить к своему 22-ому дню рождению. Вышла неподъёмная сумма.

Тогда он решил отказаться от боинга в принципе и построить такой же претенцизионный дом, как у Шилы. С террариумом. Фонтаном. Завести удавов, змей, крокодилов. Потом пришло в голову, что дом – скучно и стандартно. Он начал мечтать полететь на луну. Поймав себя на том, что подобные мечты – детство, он окончательно проснулся.

О ХIинд он уже много месяцев старался не вспоминать.

- ХIинд, ну что там у тебя, копуша?

- Мама!

ХIинд воткнула вилку в розетку и в тёмной комнате по стенам заплясали красно-зелёные тени.

- Красиво! – сказал Заур, чёрным силуэтом выступая из проёма двери освещённой светом из прихожей. – А я с друзьями, пошли пожрём.

На кухне ломился под тортами и фруктами стол, а за столом сидели три человека – двух из них ХIинд видела впервые.

- Алхазур! – кивнул Заур влево.

- Самир! – кивнул вправо.

- Моя сестра! – протянул руку навстречу ей.

- Садись!

ХIинд села рядом с матерью, которая беспокойно, всё норовя улучшить, переставляла на столе фужеры и миски.

- Пьём! – Заур водрузил на стол шампанское.

- Без пяти двенадцать. – сказала мама.

- Как? Уже?