Хирург

Небо начало темнеть. Ольга жевала мясо, подкармливала муравьёв и поглядывала на Эда. Чуть позже он разжёг костёр на земле и растянулся на покрывале.

— Наверное, у каждого есть, что вспомнить в такие моменты, — нарушила молчание Ольга.

Он взял очередной кусок мяса, прожевал и сказал:

— Восемьдесят восьмой год, конец июня. Сухой закон. Из доступной выпивки — одеколон «Саша». Третий курс медицинского. Было нас тогда пятеро. Я нёс бутылки с глюкозой, девочка Юля — десять пузырьков чистого спирта. Нам, медикам, проще: смешал спирт с глюкозой — пей на здоровье. И никакого похмелья. Если задуматься, то дрянь-время было. А если к чувствам прислушаться — ностальгия. И по кефиру в стеклянных бутылках, и по кислющей сметане. Молодыми мы были, поэтому кривое и убогое тогдашнее кажется лучше высококачественного сегодняшнего. Тогда в походе тоже было мясо — жилистое, почти резиновое, а по впечатлениям вкуснейшее. Сейчас такого не найдёшь.

Ольга молчала, смотрела, как на стене дома то вытягиваясь, то укорачиваясь, пляшут тени. Лицо Эда, озарённое огненными бликами, казалось юным.

— Помню, едем в троллейбусе. Сестра младшая ест мандарины, мама собирает шкурки в пакет, рядом менты стоят. Сестрица выдаёт: «Мама, а я знаю, зачем тебе шкурки: для водки»…

— У тебя есть сестра?

— Ага, тоже врач, — он подкинул в костёр хворост — огонь ожил, потянулся, вскинул всполохи-руки, обнимая ветки. — Тридцать три года ей. Живёт в Чикаго вместе с матерью.

— А ты чего не поехал?

— Кто меня там ждёт? Моё место здесь.

— Это из-за того, что ты… мы такие? Ну, в смысле, лимфоциты? Нам нельзя покидать родину? Или как?

— Или как. Я сам отказался, мне и тут неплохо живётся. У нас единственный запрет: не убий невинного. Поэтому у меня даже самые безнадёжные пациенты выздоравливают. Правда, если у них поцелуй смерти, больше года они всё равно не живут.

— А если я нарушу запрет?..

— Умрёшь. Или естественной смертью, или разобьёшься.

— То есть, если бы я прирезала отчима…

— Нет. Ничего бы не случилось. Закон работает только для действующих… то есть для предупреждённых.

— А кто начальствует?

— Никто, — Эд поворошил костёр шампуром. — Природа. Но иногда бывают непредвиденные обстоятельства, когда киллеры не справляются. Тогда приходят существа… я не уверен, люди ли они. Говорят, они работают только парами, им чужда человеческая логика, чужды чувства.

Бросило в холод, по коже побежали мурашки.

— Давай не будем об этом, — Ольга повела плечами. — Зачем портить такой замечательный вечер… И ещё, — она огляделась, — по-моему, тут нет комаров.

— Есть, но мало. Их дым отпугивает.

— Наших упырей, Днепром взращенных, ничего не берёт.

Так у костра сидели, пока у Ольги не отяжелели веки. Эд перенёс её в маленькую комнату на скрипучую кровать. Впервые после своего нового рождения она спала крепким здоровым сном и её не мучили кошмары. То ли она окончательно выздоровела, то ли это Матрёна, устроившаяся в ногах, охраняла её сон.

Проснувшись, она осмотрела комнату: какая удобная спинка у кровати! А не попытаться ли встать, держась за неё? Эд просил звать, если что. Нет, лучше самой попробовать. И — раз! Получилось! Ноги держат. Голова кружится, но терпимо. И уже почти не тошнит. А если шагнуть вправо. Так… и ещё шажок.

Ноги подкосились, но она удержалась, выпрямилась. Теперь влево, обратно к кровати. Получилось. Отдышавшись, она снова встала, потопталась у кровати, согнула ногу в колене, разогнула. Вторую согнула-разогнула. Когда попыталась присесть, мир снова закружился. Переждала, встала, подавила тошноту.

Когда постучал Эд, она уже сидела, улыбаясь во весь рот:

— Смотри, как я могу!

Весь комплекс она повторила без запинки.

— Ну, правда, я молодец?

— Ни на миг в тебе не сомневался. Будешь йогурт?

— Буду. Мне без разницы, что есть. Только… курить хочется.

— И не проси. Это вредно, — он поставил на стол бутылку йогурта и печенье. — Поешь, тебе понадобятся силы.

— Позавтракай со мной, а то самой… нет аппетита.

«Интересно, — подумала Ольга, — смогу ли я, как раньше, есть с удовольствием? Наверное, нет».

Хотя печенье по вкусу напоминало пенопласт, она делала вид, что ей нравится. Запивала таким же безвкусным йогуртом. Эд с задумчивым видом жевал, у него был такой взгляд, словно он решает в уме уравнение.

— Спасибо, — Ольга опустошила бутылку и отодвинула недоеденное печенье, — оставлю на потом. Что думаешь делать?

— Вытащить тебя во двор, собрать абрикосы, смородину и сварить джем.

— Мне надо одеться.

— Отвернуться?

— Ага.

Эти зеленоватые шорты и жёлтый топ с овальным вырезом Ольга когда-то считала своим лучшим нарядом. Сейчас же шорты спадали, ноги, которые они раньше выгодно подчёркивали, стали бледными и костлявыми. Топ тоже смотреться перестал: слишком уж устрашающе выпирали ключицы, к тому же облегать было нечего.