— Для этого существуют другие люди. Специальные. Ты ничего не поймешь за час-два.
— К черту!
— А если ты погибнешь? — спросил Густав.
— Ты меня вытащишь.
— А если погибну я или просто не смогу выбраться? Вдруг не получится на этот раз?
— Должно получиться. Должно. Я в это верю. Я в тебя верю.
Кир посмотрел на Густава. Глаза его горели лихорадочным огнем, и это не было мерцание аорты. Это был фанатизм мальчишки, случайно дорвавшегося до пластмассового грузовика, о котором он мечтал долгие шесть месяцев.
Странник когда-то и сам был таким, когда-то давно, лет тринадцать назад, когда полез отбирать всамделишную чудную игрушку у тупоголовых мутов. Именно тогда он получил сейчас уже едва заметный шрам на нижней губе, трепку от отца, саму игрушечную машинку и урок на всю жизнь, что, прежде чем лезть в драку с желанием отобрать силой, стоит попробовать обменяться.
Кирилл хотел драки с Легионом. И ему нужен был свой шрам, чтобы понять, насколько это опасно.
Глава 17
— Веревка, с ее помощью ты меня спасешь.
Кир деловито, словно гусеница шелкопряда паутиной, обматывал себя альпинистским тросом, пропуская его между ног, оборачивая вокруг талии, накидывая на грудь. В конце концов он завязал какой-то хитрый узел и дополнительно сцепил конструкцию карабином.
— Думаешь, все пройдет настолько плохо, что тебя понадобится спасать? — спросил Густав.
— Я уверен в этом, — сказал Кир. — С аортой нельзя шутить, как и с речной стремниной, — она всегда опасна. И если я иду туда, совершаю последний шаг в пропасть, то я отдаю себе отчет, что подвергаюсь опасности. Возможно, операция пройдет гладко. Но я не исключаю и того, что меня жестко потреплет.
— И веревка спасет? Это нормально — идти в аорту с обычной бечевкой?
— А что ты предлагаешь? До меня такое делали не раз, это не я придумал.
— Даже так?
— Сейчас я зацеплю трос за корабль и оставлю двигатель включенным. Если ты не сможешь меня вытащить сам, то выбирайся из аорты, беги сюда и газуй, выдергивай меня настолько быстро, насколько позволит машина. И не бойся — лучше переломать ноги, чем сгинуть навсегда в магистрали.
— Или шею себе свернуть. А что, если ты исчезнешь до того, как я доберусь до корабля? — спросил странник.
— Чему быть, того не миновать.
— Немного опрометчиво с твоей стороны при беременной жене.
— Нисколько. — Хирург покачал головой. — Я знаю, что ты скоро уйдешь. Пойти за тобой следом я не смогу, поэтому именно сейчас существует единственный шанс для того, чтобы ты провел меня на магистраль и вывел обратно. Ты — лучшее решение для подобной затеи.
Кир повернулся к аорте, немного помедлил и зашагал к ней навстречу, на ходу разматывая кольца полосатого троса, висевшего на руке. Трос падал, проваливаясь в снег и оставляя в нем темную извилистую полосу, будто сшивавшую следы хирурга вместе.
Магистраль жила своей жизнью. Вблизи это было не столь прекрасно, как с высоты, но по-прежнему необычно. С земли казалось, что рытвину огромных размеров накрывает что-то грандиозное, словно купол или тоннель из непонятного света, похожего на переливы поверхности увеличенного в тысячу раз мыльного пузыря.
Густав осторожно шел за хирургом, постоянно оглядываясь назад и прикидывая, сколько метров по рыхлому снегу ему придется преодолеть, прежде чем добежать до корабля. Чем ближе они подходили к аорте, тем теплее становился воздух. Можно сказать, жарче. Но странник видел снег, ничуть не подтаявший и лежавший везде, где только можно. Разве что внутри и по краям магистрали он интенсивнее искрился и переливался.
Странник нагнулся и положил немного снега в рот — холод обжег язык. Значит, ощущения его обманули.
Хирург подошел к границе аорты и вытянул руку. По ее контуру вспыхнули тысячи крохотных искр, как от бенгальских огней, которые тотчас исчезли, но рука продолжала светиться голубоватым газовым светом. Кир пошевелил ею, рассматривая с таким интересом, будто впервые в жизни увидел женскую грудь.
От аорты шел едва заметный низкочастотный гул. Он звучал как орган, усыпляя слух. Густав встал рядом с Киром. Он надеялся, что, подобравшись максимально близко к мечте, тот вспомнит о ждущей дома жене с их будущим ребенком в животе.
Но когда хирург заговорил слегка дрожащим и хриплым голосом, Густав понял, что он не передумал. Подобным голосом разговаривают, оставшись наедине с долгожданной любовницей.
— Аорта притягивает к себе своей красотой, — сказал Кир. — И только. Необъяснимые ощущения, которые испытывали добровольцы, несущественны и индивидуальны. Эта штука божественна сама по себе, ей даже не нужно пытаться трахнуть твой мозг. Ты бы без промедления полез в нее, если бы наткнулся ночью, странник?
— Не знаю. Не могу сказать точно. Красивая, да, но и пугающая. Я думаю, нормальный человек убежал бы отсюда.